За это унижение он взял полный реванш, держа в плену короля вражеской страны. Правда, тюрьмой короля Иоанна был дворец, а плен обернулся для него беспрерывной чередой празднеств и удовольствий.

В это время беглецы с поля битвы при Пуатье добрались до Парижа и рассказали, что во Франции больше нет ни короля, ни баронов — все взяты в плен или убиты, и ужаснувшаяся страна терзается вопросом, что же сделает с ней англичанин.

Вернулись за выкупом пленники Пуатье, обиравшие крестьян и разорявшие страну.

Франция была наводнена грабителями; они называли себя наваррцами, но являлись неизвестно откуда.

Дофин не обладал никакой властью, и даже если он ею обладал бы, то не сумел бы распорядиться: он был слаб, юн, болен, встревожен.

Наступало время, когда Франция должна была оказаться в том состоянии, в каком уже давно хотел ее видеть Эдуард III.

Иоанн находился в Англии около двух лет, когда в Вестминстер явился некий человек и передал Эдуарду письмо.

Как только Эдуард прочитал его, он побледнел и приказал седлать ему коня.

Много лет назад с ним вместе были Иоанн Геннегауский и Робер Артуа; но сегодня этих двух соратников с ним не было: оба погибли; после того как он повелел седлать себе коня, король вызвал Готье де Мони, с кем и двинулся в путь.

В романе «Графиня Солсбери» мы видели, как Эдуард ехал по берегу Темзы, переправился через нее в Виндзоре и въехал в замок Рединг, куда поместил свою мать, поручив даже не охрану, а скорее слежку за ней Матревису.

На сей раз он снова отправился той же дорогой и, как всегда, ехал, опустив голову и не говоря ни слова. Он лишь пустил своего коня более быстрым аллюром и через час езды остановился у ворот замка, где попросил Готье де Мони его подождать.

Опустили мост, и король въехал в замок.

Он прошел через двор, поднялся по широкой лестнице и вошел в комнату, где его встретил Матревис.

— Как здоровье моей матери? — спросил Эдуард.

— Очень плохо, государь, — ответил бывший убийца, ставший тюремщиком.

— Это она просила меня видеть?

— Нет, ваше величество, это я почел своим долгом известить вас.

— И где же она?

— В этой комнате.

С этими словами Матревис приподнял ковер, и король, обнажив голову, вошел в комнату умирающей.

Время от времени Матревис слышал оттуда рыдания. Сын ли оплакивал то, что сделал со своей матерью? Мать ли оплакивала смерть своего супруга, преступления своей молодости и супружескую неверность?

Мы не знаем этого.

Мы можем лишь сказать, что через два часа после того, как Эдуард вошел в комнату королевы-матери, он вышел оттуда еще более мрачный и бледный.

— Вы свободны, — сказал он Матревису, — моя мать умерла.

XXII

Если вы захотите выехать с нами из Лондона и последовать вдоль Темзы, то примерно в девяти милях от столицы Англии вам встретится деревня, которую сегодня называют Ричмонд, а в прошлом называли Шин; она была маленькой королевской усадьбой, где часто живал Эдуард, так как она была расположена в очаровательном месте.

Было 21 июня 1377 года, и усадьба, озаренная светом чудесного летнего дня, улыбалась солнцу.

Все вокруг ликовало.

Но давайте заглянем внутрь, где все выглядело печальным.

Толпы молчаливых рыцарей и баронов заполняли комнаты, соседние с покоями короля.

Здесь были герцог Бретонский, граф Дерби, граф Кембридж, граф Марч, дочь короля принцесса Куси.

Все эти люди, исполненные надежды или страха, были в ожидании.

С утра Эдуарду стало так плохо, что он, если только Бог не сотворит чудо, должен был умереть к исходу дня.

Пройдем теперь в комнату короля.

Он лежал на постели; его сына, принца Уэльского, не было рядом: он умер годом раньше, и у смертного ложа Эдуарда находился юный Ричард, сын принца.