Он лежал на постели; его сына, принца Уэльского, не было рядом: он умер годом раньше, и у смертного ложа Эдуарда находился юный Ричард, сын принца.

— Подойдите ко мне, дитя мое, — сказал ему Эдуард. — Вам предстоит стать королем. Те, на кого я вас оставляю, скажут вам, что я сделал доброго и злого, и вам придется судить, в чем вы должны будете подражать примеру вашего деда, а что отвергнете.

Потом Эдуард, повелев впустить графов, баронов, рыцарей и прелатов, находившихся в замке, присел, сколь слаб он ни был, на постели, передал своему наследнику королевские регалии и заставил всех, кто был в комнате, дать клятву, что после его смерти они признают Ричарда королем.

Клятва была принесена; Эдуард удалил всех и остался наедине с Готье де Мони.

— Ты единственный из всех, кого я любил, — сказал он рыцарю, — кто выжил и помогает мне покинуть эту жизнь, не слишком сокрушаясь при мысли о смерти. Пока Бог дарует тебе жизнь, Готье, храни Ричарда и мою прекрасную Англию, которую я хотел сделать счастливой и всегда любил как невесту. Веришь ли ты, что для нее я сделал все что мог?

— Верю, государь.

— Веришь ли ты, что потомки сохранят память обо мне и будут чтить мое имя?

— Ваше величество, я не только верю, что потомки сохранят память о вас, но и убежден, что они будут благословлять эту память.

— Благодарю тебя, Готье, — сказал король, сжимая руку старого рыцаря, — благодарю. Теперь поговорим немного о нашей воинской и полной приключений жизни. Мне будет казаться, будто я умираю сражаясь, как и хотел, хотя есть у меня одно воспоминание: оно всю жизнь преследует меня, а агония превращает его в страшные угрызения совести.

— Послушайте, государь! Какой-то святой человек только что объявился в замке, сказав, что желает поговорить с вами и перед смертью облегчить вам душу. Вы хотите, чтобы я послал за ним?

— Он назвал свое имя?

— Нет, ваше величество, лишь сказал, что он отшельник из замка Уорк.

— Из замка Уорк! — вздрогнув, воскликнул король. — Впустите этого человека, Готье, и оставьте меня наедине с ним.

Готье повиновался.

Через несколько минут седовласый, белобородый старец вошел в комнату Эдуарда и сел у его изголовья.

Король устремил на него встревоженный взгляд, пытаясь различить в его чертах знакомое лицо: после смерти Аликс он часто видел его в своих снах.

— Вы не узнаете меня, государь? — спросил старец.

— О да, теперь я узнаю вас, — пробормотал король. — Вы ведь заговорили.

И, устремив глаза на старика, словно на своего судию, король ждал.

— Вы не рассчитывали снова увидеть меня, государь?

— Нет, — прошептал Эдуард.

— Послушайте, ваше величество, — сказал граф Солсбери, — я пришел не для того, чтобы отягощать страданиями вашу смерть. Бог призывает вас к себе раньше меня, и это, вероятно, для того чтобы я мог снять с вас грех, что должен терзать ваше сердце. Король, ваше величество, когда ему предстоит явиться перед Богом, не может уничтожить любовь и честь слуги, а я был им при вас и в этом вовсе не раскаиваюсь.

— Вы правы, сэр, правы.

— Тридцать лет прошло после вашего преступления и моей мести. Мир заполняло ваше имя, но слава ваша не убила вечного свидетеля, которого зовут совесть. Уже тридцать лет я живу в уединении, и одиночество убило во мне ту дурную советчицу, чье имя ненависть, так что сегодня, государь, если я совсем и не забыл все, то, по крайней мере, простил, и к вашему смертному ложу пришел как друг.

— Благодарю, граф, благодарю, — ответил король.