Англичане принялись крушить палатки, сундуки с посудой и знамена; они убивали играючи, так что все это скорее напоминало заклание, нежели битву. Более двухсот французских рыцарей было убито на месте наряду с четырьмя тысячами других солдат. Карл Блуаский и все храбрецы из Бретани и Нормандии попали в плен.

Что касается Тома д’Ангурна, то его не было необходимости отбивать силой: он сам просто присоединился к соратникам, и, таким образом, ему не довелось жаловаться на долгий плен.

Никогда врагам не удавалось за столь короткое время перебить так много храбрых и благородных людей, ведь мессир Карл Блуаский потерял там цвет своего графства.

Это была великая победа для графини Монфорской, и можно было бы считать, что взятие в плен Карла Блуаского положит конец вражде; но его жена, герцогиня Бретонская, продолжила борьбу, и война теперь шла между двумя дамами — герцогиней Бретонской и графиней Монфорской.

Теперь оставим одних предаваться горю, других — радоваться этой авантюре и вернемся к королю Филиппу, терпевшему поражение за поражением.

Король Франции, видя, с каким упорством Эдуард ведет осаду Кале, и узнавая каждый день о страданиях, претерпеваемых осажденными, вдруг решил покончить со всем этим, дать англичанам сражение и, если окажется возможным, вынудить их снять осаду.

Поэтому он повелел объявить в королевстве, чтобы все рыцари и оруженосцы в день праздника Троицы съехались в город Амьен или оказались поблизости.

Все откликнулись на зов, все не преминули явиться, ибо, какую бы рану Филиппу ни нанесли, какое бы поражение он ни потерпел, в королевстве Франция такое славное и честное рыцарство, что там никогда не будет недостатка в защитниках.

Посему и сошлись в Амьене герцог Нормандский, старший сын короля, который говорил, что снова возьмет в руки оружие лишь после того, как отпустят на свободу Готье де Мони; герцог Орлеанский, младший сын короля; герцог Бургундский Эд, герцог Бурбонский, граф де Фуа, мессир Людовик Савойский, мессир Иоанн Геннегауский, граф д’Арманьяк, граф де Форе, граф де Валентинуа и еще много графов и баронов; перечисление имен могло бы произвести сильное впечатление.

Когда все собрались и стали держать совет, выясняя, каким образом можно было бы оказать помощь жителям Кале, было решено, что снять осаду возможно лишь в том случае, если будет заключен союз с фламандцами и французам будет открыт путь со стороны Гравлина.

Поэтому Филипп VI сразу же отправил во Фландрию послания, чтобы договориться об этом с фламандцами.

Но в то время у короля Англии было во Фландрии так много хороших друзей, что они никогда не оказали бы подобную любезность его сопернику.

Тем не менее обещания Филиппа VI были превосходны: он в самом деле предлагал отменить бойкот Фландрии; в течение шести лет поддерживать там очень низкие цены на хлеб; доставлять фламандцам из Франции шерсть, которую те будут обрабатывать, с привилегией продавая во Франции изготовленные из нее сукна, кроме всех прочих тканей, что они смогут поставлять; вернуть им города Лилль и Бетюн; защищать их от всех врагов, а для большей надежности в выполнении этого обещания посылать им крупные суммы; наконец, предоставлять выгодные места молодым людям благородного происхождения, не имеющим приличного состояния.

Фламандцы не поверили этим обещаниям и отвергли их, заявив при этом, что король Франции берет так много обязательств лишь для того, чтобы добиться своих корыстных целей.

Когда Филипп узнал об этом, он все-таки не пожелал отказаться от своей затеи, так как не хотел, чтобы столько благородных и доблестных рыцарей съехались напрасно.

Поэтому он объявил, что они будут наступать в направлении Булони.

Король Англии, продолжавший осаду Кале и каждый день пытавшийся изыскать способ, с помощью которого можно было бы заставить горожан сдаться, прослышал, что король Филипп, собрав огромное количество солдат, хочет дать ему сражение, сильно задумался: с одной стороны, атаковать французов — почти безумие, но, с другой стороны, ведь и на него могли напасть.