Фаина Оржеховская. Эдвард Григ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
…Сказки прежних детских лет, Звуки милых песнопений… Ибсен
Летний день начался празднично. Небо над головой было ослепительно блестящим – до белизны. Но дальше оно становилось все более голубым, а у самого фиорда даже синим. Впрочем, это неверно: то был не голубой и не синий цвет, а особенный, сияющий цвет – небесный. Вереск на поляне уже густо разросся. Пастух уселся в тени большого дерева и, казалось, задремал, опустив голову на грудь. Стадо паслось, напоминая о себе мелодичным позвякиванием бубенчиков. Уснул ли пастух? Или просто задумался? Он был уже старик. Интересно, что снится старикам? И помнят ли они свои сны? Есть такая легенда: к концу долгой и славной жизни викинг Гаральд, могучий великан, превратился в дерево. Это происходило медленно и постепенно. Но вот мы видим: его руки – как сплетенные стволы, борода и длинные волосы – как густая листва. Он спит. Его ноги омывает быстрый ручеек, над головой поют птицы. Когда внезапно поднимается ветер, Гаральд открывает глаза и порывается встать. Но его ноги уже вросли в землю. И он вновь погружается в дремоту. Ненадолго тяжкий вздох великана заставляет трепетать листья. Или это дыхание ветра коснулось их? Потом все успокаивается, и ручей по прежнему бежит вдаль. Что, если пастух вот так превратится в дерево? Что будет тогда со стадом? Не растолкать ли спящего? Но нельзя останавливаться, некогда! Вместе со старшим братом Джоном Эдвард Григ бежит к фиорду, который удивительно красив и спокоен в этот час. Все вокруг притихло, будто в церкви. Рыбаки не перекликаются на берегу, и даже чайки не кричат. Но это безмолвие по своему поет, надо только вслушаться. Что то звенит в воздухе, как натянутая струна. Это не нарушает тишины, это сама тишина, ее песня. Но вот к берегу подплывают лодки. Их ровно семь. Эдвард пересчитал их и знает наверное, что лодок семь, ни больше, ни меньше. Странно! Именно сегодня! Нет, неспроста так пышно разросся вереск, и солнце ярко светит, и такая праздничная тишина стоит кругом!
– Хорошая погода! – говорит он брату. – Просто удивительная! – И вчера была такая же и позавчера, – равнодушно отвечает Джон. – Ведь теперь лето! – Да, но фиорд совсем синий. И на небе ни облачка! – Подождав немного, Эдвард добавляет: – Посмотри ка: семь лодок! Вот они, причалили к берегу! Но Джон сомневается, правильно ли сосчитал Эдвард. Прищурившись, он начинает считать сам. Да, ничего не поделаешь: семь лодок. Но это случайное совпадение! Эдвард не спорит. Посмотрев на него искоса, Джон иронически замечает: – По видимому, кто то думает, что все это в честь большого праздника, не так ли? Кому то сегодня исполнилось семь лет! – Я тебе ничего не говорил, – обиженно отзывается Эдвард. – Как будто я не вижу! Но подумай сам: с какой стати все должны праздновать день твоего рождения? Скажите пожалуйста: семь лет! Мне уже одиннадцатый пошел (Джон ни за что не скажет: десять), и ничего особенного не случилось. Только пришли гости и принесли подарки. Так будет и у тебя. Но чтобы и фиорд в этом участвовал, и небо по такому случаю освободилось от туч, – это, знаешь ли, слишком! И – нехорошо! Забыл ты, что ли, как мама бывает недовольна, если кто нибудь из нас зазнаётся? – Я не зазнаюсь, – печально отвечает Эдвард. – И потом, ведь каждый день кто нибудь непременно рождается. Так что же: по твоему, природа всякий раз справляет праздник? А как же осень и дождливые дни? Эдвард молчит, подавленный. Но день так хорош, что он не верит брату. Нет, как хотите, а вчера так не было! И почему это, скажите на милость, крылья мельницы, которые вчера беспрерывно вертелись, сегодня уже с утра неподвижны? Могут сказать, что вчера был сильный ветер. |
