Но поздно!

В довершение всего полил сильнейший дождь. Это наслал разгневанный тролль – он не прощает невнимания. Фиорд сделался далеким, туманным. И уже ни о какой невидимой арфе не может быть и речи. Гром заглушает все.

Поставив Эдварда на пороге большой комнаты, мать снимает с него плащ и слегка подталкивает вперед.

Она бледна, у нее дрожат руки.

Неудачно все получилось! Но на окнах новые вышитые гардины, стол празднично убран, в цветах. А посередине стола – пирог с семью свечами. Возле пирога – прислоненная к бутылке вина дощечка, на которой красными красивыми буквами выведено: «15 июня 1850 года».

И потом, ведь день то еще не кончился. Мало ли что может произойти!

Глава вторая

…То, что в суете сует

Было предано забвенью…

Ибсен

После обеда солнце вновь выглянуло, и все стало как прежде. Но нет, не совсем. В воздухе холодок; ветер то и дело набегает волнами, фиорд покрыт густой рябью, а на небе тоже неспокойно: еще не разошлись тучи. Они уже ничего плохого не предвещают, но все таки по временам затмевают солнце. А главное, они все время меняют свою форму. Это бывает и при хорошей погоде, но сейчас перемены совершаются быстрее. Облако, которое только что было круглым, пышным и как будто улыбалось в солнечном ободке, вытянулось, потемнело и стало узким и острым. К нему стремится другое, и вот они сливаются. И смотришь – уже высится над головой огнедышащая гора. Она пламенеет, к ней отовсюду плывут тучки, чтобы присоединиться к ней и увеличить ее могущество. Пламенеющая гора растет. Но через минуту она прямо на глазах оседает, и рыхлеет (ведь это не гора, а облако!), и расплывается в бесформенную массу. Она еще огромна и даже красива, но по всему видно, что ей приходит конец.

Эдвард прищуривает глаза. Он уже утомлен немного. Мокрая трава блестит на солнце. У подножия дерева – темно зеленый мох. Семейство грибов вышло на прогулку, и капельки росы блестят на их шляпках.

…Когда Эдвард снова поднимает глаза к небу, он видит там большую перемену. Небо совершенно чистое. Все тучи, и большие и маленькие, отошли к горизонту, и теперь они напоминают снеговую горную цепь. Там, на краю неба, они выглядят гораздо устойчивее. Удивительно, как тучи похожи на скалы! А все же чувствуется, что они легкие…

В шесть часов приходят гости. При гостях неприлично обнаруживать любопытство и ощупывать свертки, которые они принесли. Поэтому, взяв в руки подарок, Эдвард поворачивает голову далеко вбок и становится похожим на египетского человечка, нарисованного в книжке у Джона: туловище стоит прямо, а голова повернута в профиль. Всем своим видом Эдвард показывает, что подарок его в данную минуту не интересует. Он говорит «спасибо», потому что так принято. Но пальцы невольно нащупывают в большом свертке нечто схожее с парусом корабля. И Эдвард застывает в позе древнего египтянина.

Время идет. Джон, отбывший домашнее наказание (он был заперт в детской), теперь сидит среди гостей и играет на виолончели, а мать аккомпанирует ему. Потом один из гостей спрашивает:

– А как же младший? У него, кажется, тоже есть музыкальные способности?

Эдвард прислушивается к разговору.

– Да, – отвечает мать, – его уже начали учить музыке, но еще ничего определенного нельзя сказать. Слух и память у него отличные, но ведь это бывает у многих детей, а с годами притупляется.

Говорит ли она так для Эдварда или действительно так думает, неизвестно.

Но вот она сама садится играть. В своем белом платье, с золотистыми косами, обвитыми вокруг головы, она прекрасна, как Вигдис, героиня старинной саги. Дом Вигдис был подожжен врагами, людьми чуждого племени, и она спасалась от погони.