На обратном пути Паркер пребывал в праздничном настроении и первым делом помчался к Кристиане, чтобы сообщить ей радостную весть. В порыве восторга она бросилась ему на шею, он легко подхватил ее на руки и закружил. В лагере царило оживление, вызванное тем, что Макс и Сэмюел привезли свежую почту.

После работы Паркер и Кристиана отправились на прогулку, строя планы о поездке в Массауа, где в этот раз им не удалось побывать. По возвращении в лагерь Паркер направился в свою палатку, а Кристиана в свою, следуя договоренности, которая их изрядно раздражала. Кристиана умирала от желания снова провести с ним ночь, когда они отправятся в очередную поездку. Они также подумывали о том, чтобы поселиться в собственной палатке, особенно теперь, когда Паркер получил отсрочку из Гарварда.

Кристиана собиралась поделиться своей радостью с Фионой, которая лежала на койке с журналом, когда заметила, что ирландка, к которой она так привязалась, неважно выглядит. Встревожившись, она шагнула к подруге, но в этот момент Фиона подняла глаза и устремила на нее долгий взгляд. Ее молочно-белая кожа становилась почти прозрачной, когда она плохо себя чувствовала, грустила или сердилась. У нее был бурный темперамент, что служило предметом шуток для всего лагеря. Однажды Кристиана видела, как охваченная яростью Фиона даже топала ногами, правда, потом она сама смеялась над собой. Сейчас она казалась такой же бледной, как в тот день.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Кристиана, но Фиона продолжала молчать, глядя на нее в упор. — Что случилось?

— Это я у тебя хотела спросить, — загадочно произнесла Фиона и протянула ей журнал.

Кристиана пробежала глазами страницу, теряясь в догадках, что могло так поразить Фиону. И тут она увидела. Это была ее собственная фотография, сделанная в январе, когда они с отцом посетили свадьбу в Париже перед ее отъездом в Африку. На ней было синее бархатное платье и сапфиры ее матери. А подпись под фотографией гласила: «Ее высочество принцесса Кристиана со своим отцом, князем Лихтенштейна, Гансом Йозефом». Что она могла к этому добавить? Все было сказано.

Лицо Кристианы мгновенно побледнело едва ли не больше, чем у Фионы. К счастью, в палатке никого не было, кроме них. Это была не та новость, которой Кристиане хотелось бы поделиться с остальными женщинами. «Маджестик», журнал, который читала Фиона, часто печатал светскую хронику, но то, что ее фотография попадет в свежий выпуск, явилось для Кристианы полной неожиданностью. Ведь снимок был пятимесячной давности.

— Может, объяснишь, что все это значит? — жестко осведомилась Фиона. — Я-то думала, мы с тобой друзья. А оказывается, я даже не знаю, кто ты такая. Значит, твой отец занимается связями с общественностью? Неплохо придумано!

В представлении Фионы друзьям не полагалось иметь секретов друг от друга. Она была вне себя от возмущения, считая, что ее предали. Если такой была реакция Фионы, то как отнесется к этому Паркер, когда узнает? Кристиана боялась даже представить себе это.

— Ну попробуй меня понять, — неуверенно начала она, все еще бледная как полотно. — Мы действительно друзья, Фиона. Но я не думаю, что нам удалось бы подружиться, если бы все знали, кто я такая. Мне жаль, что так получилось, но я всего лишь хотела побыть такой, как все.

— Ты обманула меня! — гневно заявила Фиона, швырнув журнал на пол.

— Я никого не обманывала. Просто не рассказала всей правды. Это не одно и то же.

— Черта с два! — Фиона яростно сверкнула глазами, чувствуя себя обманутой и преданной. — А Паркер знает? — поинтересовалась она, еще более рассвирепев при мысли, что, возможно, парочка дружно смеялась над ней.

— Нет, — едва не плача ответила Кристиана. — Послушай, Фиона, я люблю тебя. Ты мой друг, но этого бы не было, если бы все знали правду обо мне.