Цель будет достигнута, слеза выжата, и гонорар получен. Yes!

И дедушка Илья Максимович Городецкий будет счастлив: вспомнили о нас, ветеранах. И доллары свои, честно заработанные, побежит и сразу пропьет – громко, пафосно, со слезой, – созвав таких же, как он сам, калек. Загудит где-нибудь в ресторане – и поминай как звали. Пропьет все махом, разом. Хотя… Что там пропивать. Смешно, ей-богу.

Смешно и грустно, вот как это называется.

Она отложила ноутбук и, закутавшись в одеяло, наконец уснула, не слыша, как шаркает тапками снизу отец, разводя тесто для блинчиков («Анька так любит! С чайком и вареньем») на завтрак.

Во рту было мерзко, в голове – еще хуже. Жизнь стала для него невозможной тяготой, застрявшим обозом и даже наказанием. Он был из тех, кто счастлив только в молодости и в ранней зрелости, когда есть желания и силы. Дальнейшее существование он считал неразумным: человек в непродуктивном возрасте – обуза не только для окружающих, но прежде всего для самого себя.

Впрочем, «окружающих» в том самом смысле возле него не было давно. Он даже слегка бравировал этим: «Всех разогнал, пошли к чертям, никто не нужен».

Потому что дурак. Так и случилось, впрочем, по его собственной воле…

Все, кого он когда-то любил, ценил и к кому был привязан, исчезли, растворились, испарились. Кто-то точил на него серьезный зуб, кто-то беспомощно ковырялся в своих проблемах и бедах, кто-то вознесся и не захотел иметь дело с неудачником… С детьми не сложилось, женщины по-прежнему страшно обижались. Друзья… А были ли они на самом деле? Тоже вопрос.

И тогда он сказал вслух: «А пошли вы все!» И все, к его большому удивлению, пошли, причем довольно резво и дружно.

Кстати, всегда считалось, что у Городецкого невыносимый характер. Раньше, в молодости, когда его уважали и от него зависели, разумеется, терпели. А когда он стал «сбитым летчиком», все громко заявили: как с ним вообще можно общаться? Он же… Неудачник. Ну и так далее.

Неудачник! Оборзели. Это он неудачник? Да если бы вы… Да кто-нибудь из вас снял хотя бы подобие того, что когда-то снял он! Вы бы разом оправдали всю свою никчемную жизнь! Да! В далекой и прекрасной молодости он только два раза был вторым. В двух первых картинах. А третью уже снял сам, без худрука из корифеев. А кто из его поколения пробился? Ну-ка, ну-ка… А если подсчитать? Найдется пара-тройка умельцев, пристроившихся к сильным мира сего. Те, кем он всегда брезговал. Во все времена они были. Терлись у высоких кабинетов клянчили, выпрашивали поездки за границу, съемки многосерийных картин… Им мягко рекомендовали, что снимать и кого. Они кивали, как китайские болванчики, и с радостью на все соглашались. Им давали квартиры на Тверской, дачи в пятнадцати километрах от города, в целебном сосновом бору. Они каждый год меняли машины, и их жены щеголяли в норковых шубках и бриллиантах.

Нет, разумеется, были и другие. Истинные таланты, даже гении. Но в основном все эти гении и таланты спились и ушли из жизни еще тогда, в семидесятых.