Сейчас, когда Бьёрна вызвали обратно, мы распределим роли несколько по-другому, пока все окончательно не устаканится.
Карл не понял.
– Его вызвали?
– Да, он должен был остаться в Кабуле еще полтора месяца, но так оказалось более рационально.
– Не понимаю. Ты сказал, пока все не устаканится. Что более рационально? Что происходит?
– А-а, действительно, ты ведь был вчера в Голландии, поэтому отсутствовал на совещании руководителей отделов… Ну да, ты же не в курсе, я совсем позабыл. Я уже спрашивал, как все вчера прошло в Роттердаме, Карл?
Мёрк пожал плечами.
– Что происходит, Маркус?
– У-уф… всего лишь то, что мы с супругой решили, что уходим на пенсию, пока правительство не лишило нас такой возможности.
– На пенсию? Насколько мне известно, ты для этого слишком молод.
– Ты ошибаешься. В пятницу я работаю последний день. – Якобсен как-то виновато улыбнулся. – В пятницу, тринадцатого. Так что все должно быть замечательно.
Карл выпучил глаза. В пятницу! Уже через три дня…
Пускай это окажется говенным враньем!
Спускаясь по лестнице, Мёрк извергал многочисленные ругательства. Отдел убийств без Маркуса Якобсена… просто отвратительно даже думать об этом. Но еще хуже, что Ларс Бьёрн готовится занять его место… с этим просто-напросто невозможно жить. Лучше отправиться на Лофотенские острова и быть сожранным комарами. Какой мерзкий ледяной ушат воды обрушился на голову в совершенно обычный вторник…
– Ты похож на маринованный огурец, – раздался чей-то суховатый голос несколькими ступеньками ниже.
Это был Бёрге Бак, в своем обычном черепашьем темпе поднимавшийся из подвала, где хранились вещдоки и изъятое у преступников добро, неся в руках какую-то вещицу одному из полицейских, которого, видимо, внезапно осенило.
– Тогда мы оба маринованные огурцы, – парировал Карл, в полной готовности преодолеть несколько ступенек одним махом, лишь бы не пересекаться с Баком.
– Я слышал, поездка в Голландию не увенчалась особым успехом, но ты ведь и не был особо заинтересован в ней?
Карл остановился.
– Какого черта ты имеешь в виду?
– Ну-у… только то, что это дело настолько усложнилось, что стало тебе в тягость.
– В тягость?
– Ну да, ходят тут некоторые слухи…
Карл нахмурился. Если этот жирный прилизанный идиот немедленно не испарится, томагавк будет вновь выкопан и пущен в дело по полной программе. И это доставит ему истинное наслаждение.
Бак все понял.
– Ну, мне тут нужно кое-что отнести, как видишь… Всего хорошего тебе, Карл!
Он успел поднять ногу к следующей ступеньке сантиметра на три, когда лапища Карла рванула воротник его рубашки.
– Что за слухи, Бак?
– Отпусти меня, – раздался придушенный голос. – Иначе огребешь дисциплинарное взыскание, которого ты избежал после эпизода на Амагере.
Дисциплинарное взыскание? Какого лешего он вообще мелет? Карл еще крепче придавил двойной подбородок недруга.
– Я скажу тебе одну вещь. Отныне и во веки веков…
Он прервался, услышав звук шагов, и отпустил Бака, когда один из новых сотрудников управления с глуповатой улыбкой попытался пройти мимо них как можно незаметнее. Недавно появившееся в полицейском управлении бельмо на глазу в виде мальчика-каланчи, которого из всего многообразия существующих в мире имен наделили столь нелепо звучащим в Дании именем Гордон. Бедра, торчащие, как лыжные палки, раскачивающиеся руки гиббона, прическа воспитанника английского интерната и, не в последнюю очередь, глотка, которую невозможно заткнуть. |