Через некоторое время решаюсь войти внутрь загона, но держу дистанцию. Двигаюсь, чтобы согреться.

Мустанг оказывается с характером. В первый раз, когда я медленно тяну к нему руку, он пытается откусить мне пальцы. Приходится повторить прошлые этапы.

Процесс не сказать, что идёт слишком быстро.

Из состояния близкого к дзену меня вырывает гул. Высоко над головой, поблёскивая сигнальными огоньками, летит самолёт. Возможно, из Нью-Йорка в Россбург. Многие британцы рвутся на заработки в один из крупнейших русских городов. А оттуда и до Голливуда рукой подать.

Огромный авиалайнер оставляет след в облаках, напоминая, что я не выброшен за пределы цивилизации.

Мустанг внезапно встаёт на дыбы и громко истерично ржёт. Копыта пляшут в опасной близости от моей головы. Еле успеваю откатиться прочь. Земля бьёт по телу, но это лучше проломленного черепа.

Темнота отступает, поскольку ночь превращается в день.

Я вскидываю голову, чтобы увидеть, как небосвод от края до края покрывает поразительное свечение. Сочетание невозможных цветов. От красного к зелёному, к фиолетовому и алому. Они переплетаются, вспыхивая и постоянно меняясь.

Словно северное сияние… в Небраске.

Это продолжается долгих десять секунд под мерный гул самолёта.

А потом шум стихает.

Потому что воздушное судно теряет огни.

И камнем падает вниз.

На меня.

Я смотрю на мустанга. Мустанг смотрит на меня. Искра, буря, безумие. Мысль у нас одна на двоих и довольно очевидная. Надо спасать свой зад. Поэтому действую на рефлексах, доверяя инстинктам. Не хочу проверять, заденет ли меня крушением.

Выбиваю ногой дверцу загона и в один прыжок взлетаю на коня. Без седла. Без сбруи и поводьев. Вцепившись в гриву, бью его пятками. Дикое животное оглушительно ревёт и срывается в карьер.

Говорят, во время лесного пожара все звери спасаются от огня, не взирая на свой вид. Кто там хищник, а кто травоядное. Естественные враги бегут бок о бок от опасности. Вот и мы с мустангом удираем от приближающейся смерти.

Свист разрезаемого воздуха позади нарастает. Пятая точка практически дымится от ощущения угрозы.

А потом у меня перед глазами появляются алые символы.

Странные острые на вид закорючки, не похожие ни на что виденное мной прежде. Ощущение инородности, чуждости всему земному легко угадывается в каждой хищной грани.

В первую секунду я отмахиваюсь от них, как от мошки, но текст, а это именно текст, не желает исчезать. С каждым ударом сердца непонятная мешанина меняется, пока не превращается в знакомые буквы.

Однако текст уже меркнет.

Секундой позже сзади гремит оглушающий невозможный взрыв.

Земля содрогается, и я рефлекторно прижимаюсь к холке коня всем телом. Волны обжигающего воздуха бьют в спину. Вокруг в темноте свистят обломки, рассекая пространство. Плечо обжигает резкой болью, и скосив глаза, я вижу глубокий рваный порез.

Внезапно мустанг вздрагивает, сбившись с шага, и протестующе ржёт. Его аллюр становится неровным, каким-то дёрганым. Каждый удар копыт о землю сопровождается болезненным вскриком. Обеспокоенно осматриваю животное и вскоре нахожу металлический штырь, глубоко застрявший в его бедре. Алая струя хлещет из раны, оставляя в траве позади нас тёмный след.

— Держись, старина, — шепчу я на ухо животине, пытаясь успокоить. — Нам бы только до ранчо дотянуть.

Нервное ржание служит мне ответом. Почти слышу в нём:

“До какого ранчо, придурок, я сейчас копыта отброшу!”

Не хочется думать о жертвах крушения, но простая логика сухо сообщает, что практически на моих глазах погибло несколько сотен людей. Как? Почему? Неизвестно. Одно ясно, здесь замешано то самое загадочное Сопряжение.