Накануне я был поглощен первой встречей с подземкой, музыкой Шуберта, предвкушением жареного цыпленка. А сегодня, спускаясь на «Паддинктон-кольцевую», с сожалением вспоминал о поразительном нераскрывшемся сне. Случаются ночи, о которых помнишь, как о подарках судьбы. Но после такой, – начинаешь думать о жизни, как о несостоявшемся сновидении.

Во мраке тоннеля далеко, далеко загорелось два «глаза». Я сел на скамью и как будто забылся. Кто-то тронул меня за рукав. «Хватит шпать, – сказал хухр, заглянув мне в глаза. – Пошмотри, што я шделаю!» На линии возник маленький, словно игрушечный, паровичок. Он изогнулся, как кошка, и вызывающе зашипел, выпуская пар на современный лондонский метропоезд, подходивший к перрону. Как ни пытался кондуктор затормозить, паровозик удара не избежал, но, когда машинист и работники станции оказались на рельсах, они не нашли и следа.

Хухр тихо скулил за скамейкой. Я взял его на руки. «Ну зачем тебе этот спектакль?!» «Ражве ты не фотел?» «Мало ли что я хотел! Нельзя понимать все буквально! Я пошутил». «Ефли футиф, фути офтововнее». Я погладил его. Нежась, хухрик мурлыкал, подобно котенку. Успокоившись, встал на ножки и захромал походкой пингвина, переваливаясь с боку на бок, прижав к телу лапки, как ласты, изредка ими, для равновесия, взмахивая. Я знаю женщину лет до тридцати двигавшуюся таким же манером. В ее неуклюжести многие находили особенный шарм.

Наконец, хухр последний раз взмахнул «ластами» и, придав им «нужную форму», голубем упорхнул в открытый торец дебаркадера.

2.

Конечно, в этой книжке присутствует Лондон. Но это не путеводитель по городу, скорее – некролог по моим снам. Я стараюсь быть честным и не нарушать последовательность снившихся мне событий.

Поднявшись из подземки, я увидел Трафальгарскую площадь (Trafalgar Square), где первое слово – название мыса в Испании, при котором английский флот под командованием адмирала Горацио Нельсона, разбил флотилию Наполеона. Последнее слово значает квадрат или площадь. В данном случае, очевидно, второе.

Хухр, обратившийся в голубя, витал над моей головой, неся у себя в глазу частицу моего зрения. При желании, я мог видеть то же, что он. И теперь не преминул этим воспользоваться.

Итак, подо мной была Трафальгарская площадь «с птичьего полета». «Птица» то поднимала меня высоко над столпом, торчащим посреди площади, то вынуждала созерцать непристойности, творимые лондонскими голубями у подножия оного. На вершине колонны высилась бронзовая фигура адмирала, и в обществе птиц, вероятно, считалось особым шиком «отметиться» на его треуголке. Столп охраняли четыре льва, перелитых из захваченных в битве орудий. Рядом шумели фонтаны, и бронзовое древо, опутывало корнями огромную книгу, придавившую пушечное ядро. Смысл аллегории, вероятно, сводился к тому, что для сохранения жизни стоит держать в узде как воинственный дух (ядро), так и тягу к познанию (книга)… Но это – лишь домысел.

С «моей» высоты площадь, в которую «впадало» одиннадцать улиц, была, как на ладони.

В глазах пестрело от портиков и колоннад. Чтобы попасть сюда со стороны дворца королевы, нужно проехать улицей Мэл (The Mall) под аркой с колоннами.

Церковь Святого Мартина в полях (St.Martin-in-the-Fields) со стороны площади была почти полностью «завешана» мощною колоннадой. На месте Трафальгарской площади, вероятно, когда-то расстилались поля. Теперь эта церковь знаменита хором, оркестром, акустикой и вообще своими концертами. Многие окаймлявшие пространство пяти-семиэтажные здания также несли на себе колоннады, все вместе напоминая гигантский орган. Трехэтажное здание Национальной Галереи, занимавшее самую длинную сторону площади, было украшено пятью портиками с башенками и конечно колоннами.