– Прошу прощения? - Потрясенная, Сьюзен замерла в кресле, как черное изваяние. На губах ее застыла любезная полуулыбка. - Не могли бы вы…

Мистер Дюбейдж неторопливо повторил свои слова.

– Это какое-то недоразумение, - пролепетала Сьюзен неестественно пронзительным голосом. Она прижала руки к планкам корсета, чувствуя, что ей не хватает воздуха. - Отправляясь на Запад, Боуи оставил нас на попечение сенатора, и тот обещал заботиться о нас.

– Сенатор Стоун не сомневался, что вы поймете соображения, которыми он руководствовался, принимая подобное решение.

– Но я не понимаю! Я вообще ничего не понимаю! - Судорожно сцепив перед собой дрожащие руки, она смотрела на мистера Дюбейджа с видом утопающего, который потерял последнюю надежду. Ее зубы стучали, пальцы, казалось, превратились в ледышки.

– Возможно, это письмо что-нибудь прояснит.

Сьюзен уставилась на конверт кремового цвета, не сразу сообразив, что это такое. Ее мозг отказывался принять ту простую мысль, что их выкидывают на улицу.

С самого начала сенатор держался отчужденно, не отвечая на попытки Сьюзен расположить его к себе. Он не позволил ей называть себя отцом, как она того желала. Но ведь сенатор дал обещание Боуи! Он принял Сьюзен и Нэйта в свой дом, доверил ей обязанности хозяйки, щедро обеспечивал ее и неизменно был любезен. Она отнесла его холодность на счет сдержанности. Сьюзен никогда не предполагала, что сенатор питает к ней такую глубокую неприязнь. Ей и в голову не приходило, что он способен прогнать ее и собственного внука из дома, который она привыкла считать своим.

Ошеломленная тем, что была объектом такой ненависти, Сьюзен смотрела перед собой невидящим взором. Сердце ее неистово колотилось. Дрожащей рукой она держала письмо сенатора, но ей не удавалось сфокусировать на нем зрение.

– Пожалуйста, я не могу… - прошептала Сьюзен. - Прошу вас, прочитайте мне его.

Мистер Дюбейдж бросил на нее испытующий взгляд и сломал красную печать на конверте.

– Вы уверены, миссис Стоун? Письма такого рода обычно носят личный характер.

Сьюзен поднесла к носу флакон с нюхательной солью. Мысли ее пришли в полное смятение, и она, собрав последние силы, взмолилась о том, чтобы Бог избавил ее от этого кошмара.

– Пожалуйста, прочтите мне письмо.

Мистер Дюбейдж вынул из конверта два листочка, убористо исписанных четким почерком сенатора, и надел очки.

Смертельно бледная Сьюзен жадно хватала ртом воздух.

– Этого не может быть! - Она была сражена.

– Боже мой! Невероятно! Мистер Дюбейдж, клянусь вам всем святым! Мой сын Натан - родной внук сенатора Стоуна!

Поверенный продолжал читать, не глядя на нее.

Глаза Сьюзен закрылись, и она соскользнула на пол.

***

Сплетни были хлебом насущным для Вашингтона. По городу моментально разнеслась молва, что сенатор Стоун исключил из завещания жену своего опозоренного сына и выставил ее из дому.

Никто из друзей и знакомых Сьюзен не откликнулся на ее отчаянные записки и мольбы. К середине недели она поняла, что Вашингтон пирует за дверями, отныне закрытыми для нее, и перемывает ей кости. Очевидно, никто не верил, что ее восьмифунтовый сын появился на свет преждевременно, и страх снова вернулся к Сьюзен. Теперь стало совершенно ясно, что ее приняли в обществе только благодаря влиянию сенатора. Лишившись его покровительства, она превратилась в персону нон грата.

Измученная бессонницей, с покрасневшими от слез глазами, обезумевшая от тревоги, Сьюзен ходила взад и вперед по своей спальне, когда миссис Холстед объявила, что, откликнувшись на просьбу миссис Стоун, прибыл мистер Дюбейдж.