Увидев замешательство во взгляде Меган, Натан отпустил ее руку и откинулся в кресле. С какой стороны ни взгляни, Меган жила жизнью, которая вполне отвечала ее пристрастиям и вкусам. Он оттолкнул ее ради ее же блага. Какое право имел он снова врываться в ее жизнь?

Но он не мог забыть того взгляда, каким она смотрела на него из окна лимузина. Тогда ему показалось, что она молит его о спасении. Что она так же сильно стремится вырваться из заколдованного круга, как и он сам. Ему хотелось побежать следом и сказать ей, что ее место не в роскошном лимузине, а в его объятиях. Он хотел сказать, что хочет всю оставшуюся жизнь держать ее в своих объятиях, заботиться о ней, любить ее. Но он не сказал этого тогда и сейчас все еще сомневался в том, что сделает такое признание.

После встречи с Меган он никогда не смог бы завести роман с другой женщиной. Никто ведь не принуждал ее силой уезжать вчера с мужчиной, который даже собственную машину не желает водить сам.

— Вчера… Черт, Меган. Не умею я говорить околичностями. Ты сама знаешь. Вчера мы так осторожничали друг с другом, мы потратили впустую то немногое время, что нам было отпущено.

— Я не знала, чего ты ожидал от меня. Не знала, зачем пришел, — сказала Меган, складывая салфетку.

Натан подался вперед. Он должен был видеть выражение ее глаз. У Меган были самые красивые голубые глаза в мире. При свете свечи они казались темнее, да еще и ресницы отбрасывали густую тень.

— Меган, почему ты продала землю?

Теперь уже надолго замолчала она. К счастью, появился официант, чтобы унести грязную посуду, и подарил ей драгоценные мгновения на размышления. Ей не хотелось, чтобы Натан так смотрел на нее, будто пытался ее вычислить.

— Эта земля многое значила для меня. Не хочу, чтобы она пребывала в праздности и забвении. Я хочу, чтобы она принадлежала тому, кто любит ее так же сильно, как я. Кто дал бы ей другую, новую жизнь.

— О Меган…

Чтобы она не разглядела чувств, охвативших его, Натан поднял ее руку и, наклонив голову, коснулся губами ее ладони.

— И ты поэтому не продала дом? Потому что решила, что я не смогу любить его так же, как ты?

— Это все, что у меня осталось, — одними губами произнесла она.

«Не все, — хотел сказать он. — У тебя есть я». Но он этого не сказал. Он все еще не знал, хватит ли этого для ее счастья. Она никак не дала ему понять, чего ей не хватает для полного счастья.

— Все? Но у тебя есть вот это, — сказал он, раскинув руки.

По ее лицу пробежала тень.

— Да, это все у меня есть.

Она пыталась не вспоминать тот день, когда он сказал все, что о ней думает.

— Позолоченная лилия в хрустальной вазе, — тихо произнесла она.

Он пошатнулся, словно его ударили по лицу, и поморщился как от боли.

— Сейчас поздновато просить прощения. Но мне правда стыдно, Меган. Я чертовски виноват.

Свеча на столе зашипела, пламя дрогнуло, затем разгорелось с новой силой. Меган сидела, боясь шелохнуться, и сжимала ножку бокала побелевшими пальцами, грозя раздавить хрупкое стекло.

— Ты готова была уехать, не сказав ни слова на прощание. Когда я подошел к твоему дому, ты уже грузила вещи в машину. Но даже когда я пришел, ты не захотела попрощаться по-людски.

Меган молча смотрела на него.

— Я пытался. Я сказал, что нам надо поговорить. Это все, чего я просил. Всего лишь несколько минут.

Меган поставила бокал на стол и кончиком пальца дотронулась до того места на ладони, которое он поцеловал.

— Ты уже сказал тогда вполне достаточно. Ты ясно дал мне понять, что я и Фармвилл несовместимы.