— Спасибо вам большое, а теперь, пожалуйста, оставьте нас одних.

Девушка идет к выходу из палаты, но, остановившись на пороге, заявляет:

— Вы слышали, что сказал врач? Не более двадцати минут. Больному нужен отдых! — Дверь за ней закрывается. Усмехнувшись, пододвигаю стул и присаживаюсь рядом с кроватью Афанасия Сергеевича. Ставлю возле тумбочки большой полиэтиленовый пакет. В нем фрукты и соки, которые я купил по дороге. Пожимаю руку историку. Некоторая вялость в его рукопожатии все же чувствуется.

— Спасибо, что навестили, Гера, — благодарит он.

Приложив палец к губам, подаю историку удостоверение в раскрытом виде. Он, полулежа на подушках, внимательно разглядывает мои «левые» корочки. Потом с удивлением смотрит на меня. Киваю ему многозначительно и подмигиваю. В удостоверении у меня имя Вадим, а не Герасим. Историк возвращает мне «ксиву».

— У меня, между прочим, Ге… Вадим Викторович, уже были сегодня господа из милиции. Выспрашивали, что да как… Устал от них… — говорит он, улыбаясь.

— Что с вами произошло?

Афанасий Сергеевич хмурится, пытаясь собраться с мыслями:

— Как только Руше показал мне те материалы, о которых я говорил вам недавно… ах да, вы же до сих пор не знаете, о чем, собственно, идет речь… Так вот, это дневники некоего офицера царской армии. Руше они достались от одной древней старушки, бывшей любовницы этого офицера. Как только Руше познакомил меня с их содержанием, мы немедленно вылетели в Штаты, где в Огайо живут внуки вышеупомянутого офицера. И вот, представьте, у них сохранилась недостающая часть дневников…

Рассказ Афанасия Сергеевича занимает не меньше полутора часов, но суть его сводится к следующему:

Два историка выменяли уже изученные ими тетради на ксерокопии неизвестных. Иначе наследники наотрез отказывались даже показать дневники. Сейчас ксерокопии имеются и у историка, и у его друга Руше…

Когда Афанасий Сергеевич вернулся в Россию, с ним стали происходить странные вещи. Несколько раз ему звонили домой и на работу, но когда он брал трубку, на том конце провода молчали. Затем кто-то побывал в его квартире, причем не таясь, и все перевернул вверх дном. А пару дней назад в дверь позвонил незнакомый мужчина, который представился посыльным от Руше, якобы только что прилетевшим из Франции.

Афанасий Сергеевич открыл ему, и в квартиру ворвались несколько Человек. Его чем-то ударили, и он пришел в себя, лишь когда налетчики уже уходили. Афанасий Сергеевич выбежал вслед за ними на лестницу, но один из них вдруг обернулся и выстрелил в него из пистолета. Пуля попала историку в бок и по касательной, порвав мягкие ткани, ушла в стену. От мощного удара девятимиллиметровой пули он потерял сознание и скатился по лестнице, — в результате сломана левая рука, легкое сотрясение мозга и множество ушибов. Огнестрельное ранение на этом фоне — пустяк.

Грабители тщательно перерыли всю квартиру, не оставив ничего не тронутым.

— Искали какие-то бумаги? — догадываюсь я.

Афанасий Сергеевич кивает:

— Искали и частично нашли. Но там было не совсем то, что им нужно… В тот день я забыл копии с продолжением на работе. ..

Мне трудно сдержать улыбку. Афанасий Сергеевич всегда страдал рассеянностью. На этот раз она ему помогла.

— У Руше есть копия? — интересуюсь я.

— Разумеется.

— Но что же такого важного может быть в дневниках старого эмигранта? — Мне действительно интересно, ведь Афанасий Сергеевич еще перед отъездом в Париж намекал на какие-то тайны, связанные с его поездкой за бугор.