— И все же такая жизнь не может доставлять большой радости, — наконец проговорил журналист.

 — Ну, что ж, я не первый, кто так живет. И я же не буду и последним. Обхожусь как-то. Если человек уже что-то испробовал, то он сможет это повторить.

 Эти философские размышления не совсем подходили такому юному созданию, как Терри.

 — Это ты тоже слышал от Билли?

 Парень неопределенно пожал плечами:

 — Возможно. Он постоянно, чтоб его, пытался читать мне нравоучения. — Терри заговорил высоким голосом, изображая своего «наставника»: — «Нельзя иметь только одни права, Терри. Существуют еще и обязанности. Самым большим грехом человеческим считается гордыня, потому что она унижает Господа. Будь наготове, ибо день Страшного Суда близок». — Юноша поморщился и продолжал уже своим обычным голосом: — Я тебе точно говорю: от его слов у кого хочешь голова бы кругом пошла. Чаще всего он вел себя как безумец, хотя в глубине души, конечно, не желал мне ничего плохого. Кое-чему я у него, разумеется, научился.

 — Чему же?

 Терри усмехнулся:

 — Вот, например: глупые люди задают такие вопросы, на которые и мудрец не найдет ответа.

 Дикон улыбнулся:

 — Сколько же тебе лет?

 — Восемнадцать.

 Однако в это было трудно поверить. Несмотря на ум и быстроту реакции юноши в сравнении с его старшими приятелями, мягкий пушок на подбородке и неуклюжая угловатая фигура говорили о том, что он преувеличивает свой возраст. Огромные ладони, высовывающиеся из рукавов пальто, походили на весла. Пройдет еще не один год, прежде чем этот юнец по-настоящему начнет мужать. Теперь Майклу стала еще более интересна личность его проповедника — а может быть, и учителя? — с которым юноша успел так сдружиться.

 — Сколько же времени ты был знаком с Билли?

 — Пару лет.

 Значит, они начали общаться с того самого момента, когда парень появился в этом месте:

 — А его «нора» была похожа на твою?

 Терри отрицательно помотал головой:

 — Ему постоянно хотелось страдать. Я же говорил тебе, что это был стопроцентный псих. Как-то раз я видел его скачущим у берега реки в это же время года. При этом он был совершенно голый! Ты себе и представить не можешь, как тогда было холодно. Он весь аж посинел. Я спросил его, какого хрена он тут мечется, и обозвал идиотом. А он говорит, дескать, так надо для умерщвления плоти. — Терри немного помолчал, будто не был уверен, правильно ли он произнес это слово. — Ну, или что-то в этом духе. Он себе такую красоту, как у меня, никогда не строил, а просто заматывался в одеяло, да и ложился куда-нибудь поближе к огоньку. У него не было буквально ничего, понимаешь? И при этом ему ничего не было нужно. Он даже не задумывался над тем, как бы поудобней устроиться. Он считал, что боги все равно в конце концов его достанут, и поэтому стремился к тому, чтобы у этих поганцев это получилось побыстрее.

 — И все из-за того, что он был убийцей?

 — Возможно.

 — А он не говорил тебе, кого именно он задушил: мужчину или женщину?

 Терри прилег и сплел пальцы рук за головой:

 — Не припоминаю.

 — Почему же он решил поделиться этим только с тобой и ни с кем другим?

 — А откуда тебе известно, что остальным он ничего не рассказывал?

 — Я внимательно следил за их лицами во время нашей беседы.