Но этим общность йилайлского и английского языков ограничивается.

Затем последовали примеры, звучавшие крайне странно. Это было нечто среднее между свистом и жужжанием. Звучали переливы и обертона, из-за которых речь напоминала напев или игру на музыкальном инструменте.

Йилайлы, чьи физиономии напоминали мордочки земных ласок, совсем не произносили губных звуков, свойственных людским языкам. Людям, которые хотели осваивать основы йилайлского, первым делом надо было выучиться свистеть, а потом — гудеть, одновременно со свистом.

Перспектива восприятия языка на слух и тем более произнесения слов выглядела мрачной. Китайский, часто считающийся самым трудным языком для изучения, прежде отнимал не менее двух лет у лингвистически одарённого человека. Теперь, с помощью метода гипнопедии, применявшегося в правительственных агентствах, срок изучения китайского языка был сокращён до нескольких месяцев. Но китайский казался близким и понятным в сравнении с этим, совершенно чужеродным, диковинным языком.

Особенные сложности возникали в связи с тем, что прежде Сабе всегда выдавали полный курс обучающих записей, а в данном случае материалы были далеко не полными. Целые уровни выражений были представлены фрагментарно, порядок изучения не был определён, а времени оставалось совсем немного — выучить язык предстояло за время полёта к планете.

Мариам видела безмолвный ужас на лицах других агентов. Она знала, что её реакция была такой же — страх. Все очень хорошо понимали: исчезновение отряда русских вполне могло быть связано с недостатком знаний.

К счастью, Екатерина записала много фрагментов разговорной речи. Её группа как раз занималась этим на момент исчезновения. Саба, слушая запись, поклялась, что овладеет йилайлским языком до приземления на планету. Это означало, что ей нужно найти ключ к его пониманию, к его мелодичности. Она сделает это, несмотря на то, что язык этот не имеет ничего общего с земными, у которых, невзирая на различия в интонации, все же было много общего.

Словом, приступать к занятиям лучше было не мешкая.

Гордон Эш посмотрел на закрытую дверь, ведущую в комнату Сабы. Из-за двери доносились негромкие звуки, в которых он узнал странные шумы йилайлского языка. Эш испытал раздражение пополам с восхищением.

Восхищение — это понятно. Он всегда с уважением относился к любому агенту, который сразу принимался за дело в свете предстоящей миссии, а особенно к агенту, который, образно выражаясь, обладал такой «огневой мощью». А раздражение… Какого черта? Почему бы ей не собрать всех и не поделиться опытом? Рвётся вперёд ради показухи?

Гордон сокрушённо покачал головой. Нет. Не стоило приписывать американские соревновательные мотивы человеку, воспитанному в лоне совершенно иной культуры.

Он поднял руку, готовясь постучать в дверь, вздохнул и замер. Что он ей скажет? Стоит ли отвлекать её по пустякам?

«Лучше займусь собственными записями», — решил Эш, прошёл в свою комнату и включил компьютер.

После первого примера записанной йилайлской речи он остановил запись и проиграл ещё раз.

— Жуть, правда? — проговорил Мердок, заглянув в приоткрытую дверь.

Гордон обернулся. На пороге стояли Росс и Эвелин.

— Входите, — сказал он. — Похоже, у вас те же мысли?

— Я заметила, как ушла Саба, — с улыбкой ответила Риордан. — И мы с мужем побились об заклад, что ей не терпится расщелкать эти записи.

— А русские где? — поинтересовался Эш.

Мердок указал большим пальцем за спину.

Как только они покончили с ужином, полковник собрала их, и они ушли все вместе. Догадываюсь, что сейчас они вовсю корпят над своими версиями записей Екатерины. Что-то вроде: «Учитесь хорошенько, надо обставить этих ленивых американцев».