Подобный брак не только не исключал, но и предполагал наличие у супругов любовников и любовниц, к которым муж и жена взаимно должны были проявлять снисходительность и дружелюбие. Так и произошло. Императрица оказывала знаки внимания поклонницам светлейшего князя, которые буквально гроздьями висели на его эполетах. С другой стороны, каждый новый фаворит Екатерины мог занять свое место только после согласия Потемкина — слишком уж важен был с политической точки зрения пост случайного вельможи, чтоб сквозь пальцы смотреть на людей, сменяющихся на нем.

На личных взаимоотношениях Екатерины и Потемкина это отражалось мало: оба стояли слишком высоко над остальными и слишком ценили свой союз, дававший огромные государственные плоды. После смерти Григория Александровича в 1791 г. императрица писала старому корреспонденту барону М. Гримму о своем потерянном супруге: «В нем было… одно редкое качество, отличавшее его от всех других людей: у него была смелость в сердце, смелость в уме, смелость в душе. Благодаря этому, мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил».

Встречались, правда, разные недоразумения. Ведь каждый следующий фаворит, ощущая свою силу, рано или поздно пытался вступить в противоборство с Потемкиным. Тогда Екатерина отказывалась от «случайного», обычно без всякого сожаления и даже с чувством гнева на слишком много возомнившего о себе любовника. В этом смысле характерен эпизод с Иваном Николаевичем Корсаковым, «Пирром, царем Эпирским», как называла его Екатерина, подчеркивая античную красоту фаворита. В 1778 г. он был удален с поста фаворита за… При дворе дело объясняли тем, что Корсаков изменил Екатерине с графиней Прасковьей Александровной Брюс. В личной записке бывшему фавориту императрица дает другую версию событий. Оказывается очаровательный Пирр сблизился с недоброжелателями Потемкина и назвал князя «общим врагом». «Общим врагом»! Этого было достаточно, чтоб самоуверенный мальчик, как ядро из пушки, вылетел из покоев Зимнего дворца и, не оглядываясь, мчался до самой Москвы. «Ответ мой Корсакову, который назвал Князя Потемкина общим врагом. — писала императрица. — …Буде бы в обществе… справедливость и благодарность… превосходили властолюбие… то бы давно доказано было, что никто вообще друзьям и недругом… делал более неисчислимое добро. Но как людским страстям нередко упор бывает, того для общим врагом наречен».

Потемкин именно потому и был ценен для Екатерины, что умел давать «упор», т. е. отпор «людским страстям», в частности «властолюбию», кипевшему вокруг трона. Любовника выставили из дома за попытку конфронтации с мужем. Этот урок должны были усвоить и другие кандидаты на пост фаворита.

Долгие годы никто из цепи «случайных» не затрагивал сердца Екатерины. Императрица была уже немолода и, видимо, решила, что с нее довольно бурных романов. О том, как она теперь воспринимала своих возлюбленных, свидетельствовала ее переписка с Петром Васильевичем Завадовским 1776–1777 гг. «Я повадила себя быть прилежной к делам, — говорит она в одной из записок, — терять время как можно менее, но как необходимо надобно для жизни и здоровья время отдохновения, то сии часы тебе посвящены, а прочее время не мне принадлежит, но Империи». На слезы и жалобы фаворита, что он давно ее не видит Екатерина отвечает очень характерным пассажем: «Царь царствовать умеет. А когда он целый день, окроме скуки не имел, тогда он скучен. Наипаче же скучен, когда милая рожа глупо смотрит, и царь вместо веселья и от него имеет прибавленье скуки и досады».