Итак, «царь» хочет отдыха, и именно для отдыха существуют «милые рожи». Все остальное — работу, споры, политическое партнерство, интересные беседы, духовную близость — может дать Потемкин.

Когда предпоследний из фаворитов Екатерины А. М. Дмитриев-Мамонов полюбил другую женщину, молодую фрейлину Дарью Федоровну Щербатову, Екатерина испытала боль, но не от того, что Мамонов оставляет ее, а от того, что он более года боялся сказать о своем чувстве и обманывал императрицу, изображая страсть. Из некоторых замечаний Потемкина Екатерина сделала вывод, что князь знал о романе Мамонова со Щербатовой. «Если зимою тебе открылись, для чего ты мне не сказал тогда? — упрекала императрица Григория Александровича. — Много бы огорчения излишнего тем прекратилось, и давно он уже женат был. Я ничей тиран никогда не была и принуждения ненавижу. Возможно ли чтобы Вы меня до такой степени не знали, и что из Вашей головы исчезло великодушие моего характера, и Вы считали бы меня дрянной эгоисткой? Вы исцелили бы меня в минуту, сказав правду».

К несчастью, для Потемкина, новым «случайным» в 1789 г. стал Платон Александрович Зубов, человек ловко проведенный в фавориты противниками светлейшего князя в то время, когда сам Потемкин находился вдали от Петербурга, командуя войсками во время второй русско-турецкой войны 1787–1791 гг.

Зубов оказался последней привязанностью пожилой императрицы. Вступая с ним в столкновение, Потемкин вынужден был бороться не с недалеким мстительным мальчиком, а со всей силой и тоской полуматеринского чувства Екатерины. На людях и Григорий Александрович, и новый фаворит из уважения к государыне поддерживали видимость ровных доброжелательных отношений. Но Зубову очень мешала сохранявшаяся привязанность Екатерины к светлейшему князю. «Хотя я победил его наполовину, но окончательно устранить с моего пути никак не мог, — рассказывал в 1819 г. уже немолодой Зубов своему управляющему Михаилу Братковскому, — а устранить было необходимо, а устранить было необходимо, потому что императрица всегда сама шла навстречу его желаниям и просто боялась его, словно взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтобы я брал с него пример».

Некоторые исследователи считают эти строки доказательством причастности Зубова к смерти Потемкина, тем более что после смерти Григория Александровича в армии и при дворе распространились слухи о его отравлении. Светлейший князь скончался от лихорадки по дороге из Ясс в Николаев 5 октября 1791 г.

Екатерина осталась одна. Она тяжело перенесла удар. «Теперь не на кого опереться, — записал ее слова статс-секретарь А. В. Храповицкий, — Как можно мне Потемкина заменить?.. Все будет не то. Он настоящий был дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить». Доверять кому бы то ни было до такой степени, как Григорию Александровичу, императрица не могла. Ведение государственных дел, по ее признанию, требовали «время, старания и опытности». «Теперь все бремя на мне, — с грустью писала она Гримму, — помолитесь за меня».

10

Конец главы

Последние пять лет жизни Екатерины были отмечены глубоким увяданием физических и нравственных сил императрицы. Тем, кто знал ее в лучшие годы, тяжело было смотреть на царственную тень былой мощи и силы. Императрица все еще сохраняла остроту ума и трезвость политических суждений, но, лишившись опоры в Потемкине, уже не могла с прежней энергией направлять борьбу придворных группировок в нужное ей русло и решить, наконец, волновавший всех вопрос о престолонаследии.