После отставки Новиков поселился в Петербурге, где завязал тесные контакты с типографией Академии наук, и с 1769 года принялся за издание сатирических журналов «Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек» и др. С помощью печатного слова он пытался «послужить к исправлению нравов» общества. Объектами его критики стали невежество, галломания, казнокрадство и вольтерьянство, понимаемое издателем как «безбожие и потакание телесным порокам». По вопросу о пороках Новиков вступил в полемику с журналом «Всякая всячина», назвав безобидное подтрунивание императрицы над человеческими слабостями «пороколюбием».

Разочаровавшись в «исправительных» возможностях сатиры, Николай Иванович некоторое время надеялся «пронять» общество живым изображением добродетелей предков. То презрение к родной стране, которое возникало у многих полуобразованных дворян, подверглось беспощадному бичеванию с его стороны. В «Трутне» Новиков изобразил молодого щеголя и галломана, который говорил: «Я не знаю русского языка. Покойный батюшка его терпеть не мог; да и всю Россию ненавидел; и сожалел, что он в ней родился; полно, этому дивиться нечему; она и подлинно этого заслуживает». Таких помещиков издатель называл «скотоподобными завоевателями», «извергами без роду и племени», терзающими Россию как «неприятельскую землю», только для того, «чтобы жрать, спать и развратничать». Рассуждать так значило, по Новикову, «утратить достоинство, честь и совесть».

Однако у всякого течения мысли есть свои корни. И презрение к России для дворянства XVIII века зиждилось на том резком разрыве с прошлым, который произошел при Петре Великом. Его реформы означали отказ не только от прежнего уклада жизни, но и от старой системы ценностей. Выросло несколько поколений, перенимавших европейские манеры, образ мыслей, круг чтения. Они привыкли сознавать свою принадлежность более зрелой культуре и, оглядываясь на окружавшую русскую реальность, испытывали досаду от ее несоответствия европейским образцам. Кто-то становился нечувствителен к бедам отечества, а кто-то, начитавшись Вольтера и обозрев курятник в собственном имении, пускал себе пулю в лоб. Именно так в 1793 году поступил ярославский помещик И. М. Опочинин, написавший перед смертью: «Отвращение к нашей русской жизни есть то самое побуждение, принудившее меня решить самовольно мою судьбу». Для подобного поступка нужно было не только впасть в «жестокую тоску», но и порвать с христианской традицией, запрещавшей самоубийство.

В идеале предполагалось, что европеизированное дворянство понесет просвещение дальше — другим слоям населения, преобразуя жизнь страны по западным образцам. Не без серьезных издержек, но именно таки происходило. Однако побочным результатом петровской модернизации стали «отвращение к нашей русской жизни», уныние и опущенные руки при виде непочатого края дел.

В то же время Россия достигла политического могущества, претендовала на роль великой державы, и ее ученическое положение по отношению к Западу оскорбляло современников. Для человека екатерининской эпохи собственно история начиналась с Петра I.