Она попросила принести ей кофе, а сама села за письменный стол и начала читать бумаги, где речь шла о французском вторжении в Италию и о молодом французском генерале Бонапарте. Накануне вечером ей доложили о победе австрийцев над французами, и в душе ее поселилась надежда. Она поискала приготовленные на утро гусиные перья.

Возможно, рядом с ней или на коленях у нее была собачка. Может быть, она остановилась у окна, чтобы покормить птиц. Несколько часов она работала, никем не потревоженная, в своей холодной комнате. У нее над головой у иконы Казанской богоматери горела лампадка.

В девять тридцать камердинер Зотов начал волноваться, не случилось ли чего дурного. Около девяти императрица всегда вызывала его, звонила в колокольчик. Неужели она забыла это сделать? Может быть, она в чем-то нуждается?

Он осторожно постучал в дверь ее спальни, но, не получив ответа, вошел. Комната была пуста. Он окликнул Екатерину и быстро пошел к ватерклозету, расположенному рядом с главной комнатой. Там на полу с обвившимся вокруг ног подолом лежала императрица. Лицо у нее было кроваво-красное, чепец сбился в сторону. Зотов позвал людей на помощь. Они подняли, отнесли стонущую старую женщину в спальню и положили на кожаный матрас.

Напрасно доктора пытались вернуть к жизни императрицу, потерявшую сознание. Вскрыв на руке вену, ей сделали кровопускание, вливали в горло лекарства, вводили их с помощью клизмы. Ее дряхлое тучное тело колотили и подвергали таким непристойным действиям, которые она никогда бы не потерпела, будь в здравом уме и бодрствовании. Следил за всеми процедурами Александр, поскольку Павел находился в своем имении в Гатчине, в нескольких часах езды от Петербурга. К нему с секретным донесением о случившемся был отправлен надежный курьер, но Павел приехал в столицу только около девяти вечера.

Доктора объявили, что императрица безнадежна. Придворный священник положил ей на язык святую облатку и причастил бьющееся в конвульсиях тело, окропив лицо и ладони мирром. Он прочитал молитву за упокой души. Все, кто был в комнате, опустились на колени, шепча собственные молитвы.

Императрица, матушка-государыня, умирала. Спасти ее могло только чудо. Глубоко опечалены были все, кто верой и правдой служил ей не одно десятилетие, и даже те, кто не раз испытывал на себе силу ее гнева. В холодных длинных коридорах Зимнего дворца в ожидании известий от врачей толпились рыдающие слуги и сановники.

Всю ночь Екатерина пролежала на матрасе в спальне. Дыхание у нее было тяжелым и прерывистым. Вокруг нее собрались ее домочадцы: Александр, Константин, Павел и Мария, младших детей приводили на несколько минут. Павел начал отдавать приказы, и ему подчинялись. Передача власти произошла. Все бумаги Екатерины были собраны и переданы наследнику.

Весь день 6 ноября у постели умирающей неотлучно дежурили. Глаза императрицы были закрыты, и она не говорила ни слова, а старое, но еще крепкое тело отчаянно боролось со смертью. Время от времени его сотрясали судороги, она хватала ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Изо рта текла, наполняя комнату нестерпимым зловонием, черная, дурно пахнущая жидкость. Под конец из груди у нее вырвался последний громкий хрип.

Почти тотчас зазвонили все колокола Петербурга. Их мощные голоса, звучавшие то в унисон, то вразнобой, возвестили печальную весть о кончине Екатерины. Услышав об этом, люди падали на колени и крестились. У многих лица были мокры от слез. Большинство из них нового монарха не знали. Очень немногие возлагали надежды на императора Павла.

На три недели в тронном зале дворца для прощания было выставлено набальзамированное тело Екатерины, облаченное в парадное платье из тонкого шелка с невероятно длинным шлейфом, отороченным мехом. Над ее гробом был натянут черный бархатный полог, у которого в почетном карауле стояли солдаты и члены семьи. С императрицей пришли проститься тысячи людей. Еще тысячи приняли участие в долгой церемонии похорон, состоявшихся в начале декабря.