От гнева у него дрожали губы. Было видно, что он не решается заговорить. Наконец он шагнул к столу и коротко сказал:
– Они предполагают, что с другой стороны стягиваются войска. Господин генерал хочет, чтобы мы проверили.
– Вот пусть его шофер и свозит его туда, – проворчал Марбо.
– Заткнись, – грубо прикрикнул Тели. – Ты ведь видел, что я возражал, тут уже ничего не поделаешь.
Более низким голосом и как будто стыдясь, он добавил:
– А мне они запретили лететь, и Марбо – тоже, потому что… потому что… в общем, вот так.
Последние слова были сказаны с каким-то бешенством, и все обо всем догадались. Полет в тумане очень опасен; командование ни в коем случае не хотело рисковать руководителями.
– Итак, мне требуются два человека, причем лучшие, – продолжал Тели. – Я не могу послать на это задание младших офицеров.
В столовой находилось три пилота: недавно прибывший «доктор», Андре де Новий и Дешан. Жан был уверен, что этот последний немедленно откликнется на призыв. Однако покалеченный упорно уставился в стол и пробормотал, как на пытке:
– Я не могу, господин капитан. Хоть двадцать фрицев, если пожелаешь, но только не эта каша.
Эрбийон вспомнил об ужасном капотировании в туман, о котором ему рассказал Бертье.
Тогда Новий, ни слова не говоря, направился к ангарам, их серая громада казалась одним из бесформенных уплотнений тумана. Требовался еще один наблюдатель. Марбо вышел из комнаты с криком:
– Не видеть бы мне всего этого! Потолок подъема – тридцать метров.
Глаза Тели встретились с жалобно молящим взглядом Эрбийона; он очень мягко сказал:
– Нет, мой мальчик, вы ничем не сможете помочь.
Жан переживал свою неопытность, как величайший позор, но Бертье уже предложил свою кандидатуру:
– Господин капитан, после Марбо я здесь самый старый.
– Нет, только не вы! – воскликнул Тели. – Я…
Он хотел сказать: «Я слишком вас люблю!» – но его глубокое чувство профессиональной командирской ответственности возобладало над нежностью.
– Идите, дружище, – твердо сказал он.
Снаружи гудел мотор.
Вся эскадрилья присутствовала при вылете. Все, вплоть до находившихся в наряде, пришли и удивленно, недоверчиво стали всматриваться в горизонт: туман стал таким плотным, что уже нельзя было разглядеть противоположную сторону плато, над которым он навис.
Механики, вцепившись в крылья, удерживали на месте рвущийся вперед самолет, они уже готовились отпустить его, как вдруг Тели одним прыжком оказался возле кабины Бертье и крикнул:
– Если высота подъема и на линии фронта будет на таком же уровне, я запрещаю вам лететь дальше. Вы меня слышите, а?
Новий сделал утвердительный знак. Машина, высвободившись, оторвалась от земли, и туман почти сразу же поглотил ее.
Группки людей разбрелись кто куда, а на поле остался только Тели, решивший дождаться возвращения товарищей, и Жан, не захотевший оставить капитана одного.
Новий не смог сделать вираж, чтобы набрать высоту. Едва оторвавшись от земли, он ощутил на губах пресный вкус тумана. Ветровое стекло сразу же запотело так сильно, что ему пришлось его опустить, чтобы сообразить, куда лететь. Ветер, хлеставший по лбу, иногда рассеивал туман на прозрачные облачка и разгонял их, словно стадо кобылиц. Тогда Новий замечал внизу зеленые или серые пятна, сразу же застилаемые молочно-белой пеленой.
Он натянул шерстяную вязаную шапку до самого носа, опустил до бровей летный шлем и вдруг подумал: «Хороша, должно быть, моя трусливая рожа под этой маской».
Ему было страшно, смертельно страшно. |