Эрбийон пассивно ждал завершения этой страшной игры. Сколько еще она продлится? Ни тот, ни другой этого не знали, но оба, наконец, поняли, что им предстоит умереть.

Тогда словно какая-то судорога пробежала по телу Клода. Он хотел знать. Хотя он и сделал для себя этот абстрактный вывод, теперь, когда пробил последний час, неверие возобладало у него над всякой логикой. В этот последний момент у него возникла надежда, что его друг никогда его не обманывал и что верная жена станет его оплакивать.

Он не мог погибнуть, не унеся с собой уверенности в его невиновности или признания в предательстве. Привычным движением он обернулся к Жану, который стоя ожидал его взгляда.

Вокруг их голов, оставляя за собой огненные следы, трассировали пули. Пьянящий ветер волнами задевал их, а мотор вторил нечеловеческому ритму их пульсирующей крови. И все это проникало в них. И их нервы были натянуты больше чем когда либо, и их чувства обострились, а ум стал работать быстрее. Потому что смерть раскрыла перед ними свой зев, и они уже чувствовали ее дыхание. Они стали единым существом, единой мыслью.

Эрбийон без труда понял, о чем говорят глаза Мори. Экипаж должен был погибнуть, и Клод требовал правды. Жан чувствовал, что он не вправе что-то утаить от человека, который должен был вот-вот, одновременно с ним рухнуть вниз.

Однако, идя на смерть, он испугался его ненависти. Он захотел, чтобы смерть приняла их по-братски и чтобы экипаж встретил ее примиренным. Перед неподвижным взглядом он смиренно сложил руки.

Затем яростно сжал ручку пулемета.

Мори автоматическим движением уложил самолет на бок, чтобы не дать поднимавшемуся вверх истребителю, украшенному султаном из снопа искр, поразить себя в фюзеляж. Вокруг него плясала бешеная свора. Его инстинкт сражался с ней в одиночку.

Он словно во сне удивился своей ловкости, так как жест Эрбийона потряс его до глубины души, и теперь он хотел только умереть. Скорее, скорее, пусть пуля прервет этот невыносимый вихрь мыслей!

Его охватил такой гнев, что он был даже счастлив увлечь с собой на тот свет своего коварного товарища, связанного с ним одной судьбой, и теперь ему хотелось ускорить гибель.

Поскольку противник снова поднимался ему навстречу, он рывком бросил свою машину на истребитель. Даже не стреляя, будучи уверенным, что раздробит его своей массой.

Однако его остановило одно воспоминание. Никто из товарищей, кроме Эрбийона, не захотел летать с ним. Неужели он так собирается отплатить за его доверие?

Резким движением он рванул рычаг так, что самолет затрещал. Мори настолько близко прошел от немца, что даже разглядел человека, который, уже не управляя машиной, ожидал столкновения. Немцы, удивленные этим отчаянным маневром и боясь задеть своего товарища, прервали огонь. А Марна была уже так близко, и за ее голубой линией – спасение.

Однако Клод медлил и не направлял к ней свой самолет.

Тут он вдруг почувствовал резкую боль в боку. И когда понял, что в него попала пуля, то с удивлением, с ужасом почувствовал, что ему все больше и больше хочется жить.

Несмотря на признание, несмотря на конец всех надежд, ему не хотелось умирать. Кусая до крови губы, чтобы побороть одолевавшую его слабость, держа напряженную кисть на ручке управления, еще каким-то чудом державшей машину в воздухе, он пикировал к обещающей безопасность земле. Сила, которая помогает агонизирующим животным, помогла ему выбрать подходящее поле, выполнить ритуальные движения.

Когда самолет уже катился по жесткой траве, он, приподнявшись, повернулся к Жану, чтобы в крике высказать ему свою безумную радость.