|
– Скоро уже? – то и дело спрашивал он. – Да не зуди ты! И так тошно… На конечной остановке было пустынно. Ни людей, ни машин. Как назло, пошёл снег. Крупный и влажный. В двух шагах ничего не видать. – Айда на тракт! Они выбежали на шоссе. И тут им пофартило. На обочине стоял «жигулёнок» – «копейка». Передними колесами машина увязла в сугробе. Около неё топтался пожилой дядька в драповом пальто и ушанке. – Ребята, выручите, застрял… – Это мы мигом! А вы нас подбросите? Не за так, за деньги… – Отчего же не подбросить… Ну, взяли! Вытолкали автомобиль на дорогу. Забрались в салон. Поехали. – Куда вам, служивые? – В Копейск… Если можно, побыстрее… – Побыстрее – опять в кювете окажемся. Я быстро ездить пока побаиваюсь. Только-только на права сдал… И машину недавно купил. Пятнадцать лет стоял в очереди на шахте… Жалко бить-то, своя… – Ну, пожалуйста, мы опаздываем… – В гости к Богу не бывает опозданий… – Так то ж к Богу… А нам – к сержанту! – кисло улыбнулся Кравец. – Он у нас стро-огий… – Не рассказывай. Сам служил. На Камчатке, в ПВО. А вы, я вижу, «летуны»… Из штурманского училища, что ли? – Да нет. Не из штурманского, а… – начал Захаров, но под взглядом друга умолк: с посторонними о службе их учили не заговаривать. – Мы в командировке, – за него закончил Кравец. – Понимаю… В Копейске, неподалеку от железнодорожного тупика, водитель затормозил: – Тут сами доберётесь. – Спасибо вам… Вот деньги… – Рваные ваши я не возьму… Что я, гад какой, со служивых тянуть?.. Вам они в командировке ещё сгодятся… Ну, бывайте, ребята! – он нажал на газ. – Вот это настоящий мужик, понимающий… – Ага. Не то, что подлый таксист… – на бегу обменялись они мнениями. Теплушки отыскали без труда. Девять новеньких «телячьих» вагонов стояли на стрелке. К ним медленно пятился маневровый паровоз. В центре состава взад-вперёд нервно прохаживался Шалов. Заметив подчинённых, он глянул на часы. Кравец посмотрел на свои. Двадцать ноль-ноль. – Товарищ сержант… – стал рапортовать он, но комод оборвал: – Водки привёз?
2 «Питие определяет сознание», – так творчески переработал классиков марксизма народ. Именно – питие, а не бытие. В справедливость этого утверждения Кравец поверил, когда они забрались в теплушку, предназначенную для караула. Половина вагона была перегорожена листами фанеры с косо висящей на ременных петлях дверцей. Вторая половина была заставлена продолговатыми ящиками. – Это часть груза. Особо важная, – осветив фонариком сургучные печати на ящиках, пояснил Шалов. – Ну, что встали, как идолы. Заходите в караулку, май дарлинг, и помогите Масленникову растопить печь. У него ничего не получается… Да поторапливайтесь, сейчас тронемся! – Есть поторапливаться! – в голос отозвались Кравец и Захаров. От радости, что прибыли вовремя, и Шалов показался не таким противным, как всегда. В караулке царил полумрак. Керосиновый фонарь, висевший справа от входа, освещал только часть пространства: печку-буржуйку в центре, большой фанерный ящик у стены, заменяющий стол, и два ящика поменьше вместо табуретов. |
