– С устатку положено, – он налил в гранёные стаканы. – Давайте дёрнем, мужики!

От этого «давайте дёрнем» и взрослого обращения «мужики» Кравец мигом забыл мамины наставления «не пить спиртного» и опрокинул содержимое стакана в себя. Что было потом, он помнил плохо. Вроде бы они с ребятами, как сумасшедшие, носились по полю, пинали и подбрасывали вверх картофельную ботву. Потом полезли на террикон угольной шахты, находившийся неподалёку. В памяти осталось ощущение какой-то неиспытанной доселе свободы и равного ей чувства стыда за себя и своих друзей. Когда хмель немного выветрился, они вернулись домой. Кравец поскорее, чтобы мама не заметила его состояния, улёгся в кровать и сразу же заснул. Наутро у него болела голова и было сухо во рту.

– Ты что-то неважно выглядишь, сынок? – забеспокоилась мама.

– Устал с непривычки… – отговорился он.

Теперь, проглотив порцию «Московской», Кравец запоздало удивился, как это мама не задала вопрос: «Зачем тебе водка, сынок?» Так же запоздало пришло чувство стыда: ворвался в родительский дом, как ветер. Поел. Взял деньги, водку, всегда хранимую мамой для гостей, и… поминай как звали. Забыл даже спросить маму, как она себя чувствует…

Голос Шалова вернул его в теплушку.

– А теперь проведём «мозговой штурм», как учили нас на психологии. Исходный момент: без печки, как только начнём движение, сами превратимся в сосульки. Вывод: «буржуйку» надо растопить! Ну, комридс, как будем раскочегаривать это наследие Гражданской войны?

– Думаю, надо сбить лёд на трубе… – выдвинул идею Захаров. – Тогда и тяга появится.

– Каким образом?

– Залезем на крышу и чем-нибудь постучим… – за друга пояснил Кравец и тут же пожалел об этом.

– Ты принцип помнишь: инициатива должна быть наказуема? Другими словами, тебе, Кравец, и лезть… Что ещё?

Захаров и Мэсел, наученные примером Кравца, молчали.

– Эх, вы, мыслители… – недовольно сказал сержант. – Надо найти какой-нибудь горючий материал, чтобы прокалить эту чёртову печь! Масленников, за мной, а ты, Захаров, остаёшься в теплушке. Отвечаешь за вооружение и груз. Бди!

Шалов и Мэсел ушли на поиски, а Кравец, проклиная сержанта и свою несдержанность, полез на крышу. Железные скобы, служившие ступенями, обледенели так же, как сам вагон. Рискуя сорваться, он добрался-таки до трубы. Рукояткой штык-ножа сбил с её макушки ледяной нарост. Крикнул вниз:

– Юрка, как там?

– Полную топку льда нападало… – глухо отозвался Захаров.

– Ладно, тогда я спускаюсь…

Вернулся в караулку. Следом пришли сержант и Мэсел. Принесли какие-то грязные тряпки. В теплушке запахло мазутом.

– Что это?

– Буксы… – пояснил Шалов. – Мы увидели, как обходчик заглядывал в железные ящики, приделанные к колёсам. Там и нашли их.

– А почему буксы?

– Читать надо больше! – глубокомысленно изрёк Мэсел. – В книге про Заслонова, который у немцев эшелоны подрывал, партизаны вместо буксов песок в эти ящики засыпали, и поезда шли под откос…

– А если нельзя эти…ну, буксы из ящиков вынимать? Для чего-то они нужны?

– Если бы да кабы, в лесу выросли грибы! Цель оправдывает средства… Зажигай!

Пламя ярко полыхнуло, озарив лица склонившихся к топке.