Мне они всегда казались какими-то отвратительными жабами, да и папа иногда кое-что рассказывал об этих людях. Не мне, конечно, а маме, но я пару раз случайно слышала эти разговоры. Когда родители погибли, почти все бывшие приятели отца мгновенно о нем забыли, но один приличный человек среди них всё-таки нашелся. Он и устроил меня в четвертый интернат и даже не потребовал ничего взамен. У нашего бывшего директора был перед ним какой-то должок. Вот так я и оказалась учительницей космографии. Сначала я очень обрадовалась, и только потом узнала, в какую клоаку попала, но что-то менять оказалось уже поздно — никаких альтернатив не просматривалось. Сначала было противно, потом как-то втянулась, и даже стала спокойно относиться к тем премиям, которые нам выплачивали за успешно прошедших вербовку воспитанников. Я не боец и не борец с системой. Я просто слабая женщина, выросшая в почти стерильных условиях и неожиданно столкнувшаяся с изнанкой мира. Приспосабливалась, как могла, постепенно свыкаясь со всем, происходящим вокруг. Какие-то принципы у меня, конечно, оставались, и я пыталась сопротивляться всему, что казалось мне совсем уж мерзким. Отказалась промывать воспитанникам мозги, чтобы они становились кандидатами в техники. Это стало первым надломом в моих отношениях с бывшим директором. Выгонять он меня не спешил, но все вокруг быстро поняли, что теперь он и пальцем не пошевелит, чтобы мне помочь, что бы ни случилось, а скорее, подставит при первой же возможности. Не пропустил этот сигнал и майор Хлой. Последствия тебе известны. Если бы ты не вмешался, я, наверное, уже была бы его послушной подстилкой, и, может быть, не только его, но и директора.
Анна совсем расклеилась. В уголках ее глаз заблестели слезы, и управлять машиной она начала еще более нервно, делая это одной рукой и продолжая второй сжимать мою ладонь. Я потянулся вперед и снова включил автопилот, аккуратно разжав пальцы госпожи Койц, стиснувшие контроллер ручного управления.
Прикосновение к сенсору парковки заставило кар секунд через тридцать прижаться к обочине и остановиться в том месте, где магистральный тоннель немного расширялся. Анна старалась не смотреть на меня. Выговорившись, она, возможно, уже жалела о сказанном, зато об этом не жалел я.
— На самом деле, ты сделала гораздо больше, чем в тех условиях можно было ждать от обычной слабой женщины, — негромко произнес я, осторожно обнимая госпожу Койц. — И главное, теперь ты оказалась в ситуации, когда в твоих силах что-то реально изменить.
— Систему не переделаешь… — прошептала Анна, — начиная медленно оттаивать под моими осторожными прикосновениями.
Еще парой тычков в панель управления, я заставил стёкла стать непрозрачными, а спинки наших кресел перейти в горизонтальное положение.
— Это мы еще посмотрим, — тихо произнес я, касаясь губами ее шеи и опускаясь всё ниже, по дороге расстегивая мешающую мне одежду. — Тогда, в директорском кабинете, ты что-то говорила о том, кем я могу стать с твоей помощью. На самом деле, кое-что изменить всё-таки можно, и скоро мы этот разговор продолжим, но в более подходящей обстановке.
Анна вздрогнула, когда мои губы скользнули по ее животу.
— Рич, я опоздаю на работу, — с легким смешком, в котором разрядилось накопившееся нервное напряжение, попыталась отстраниться госпожа Койц.
— Сама ведь говорила, что ты теперь директор, — негромко возразил я, заканчивая бороться с элегантными препятствиями из тончайшей полупрозрачной ткани, — а госпожа директор никогда не опаздывает. Иногда, правда, её могут задержать в пути чрезвычайно важные и совершенно неотложные дела, и у тебя сейчас именно такой случай.
О вхождении в состав новой артели я сначала хотел поговорить с Игнатом и Ханем сам, но потом решил, что это не лучшая идея. Подрывать авторитет будущего лидера и действовать через его голову было бы неправильно. |