Инна замолчала, не столько ожидая моих вопросов, сколько просто собираясь с мыслями.

— Мне уже не раз предлагали присоединиться к так называемому бизнесу многих моих одноклассниц, но я не хочу зарабатывать, торгуя собой в грязных коридорах окраины. У нас считают это нормой и не понимают почему я отказываюсь, но…

— Я понял, Инна, можешь не развивать эту тему. Так чем я могу тебе помочь?

— Ты ходишь в Руины, все это знают. Помоги мне стать старателем. Лучше сдохнуть на нейтралке, чем идти на панель, а не сейчас, так через год я там неизбежно окажусь. Можешь не говорить мне, что девчонок никогда не берут в артели, я сама это знаю. Но я же вижу, что ты всё делаешь по-своему, и даже администрация интерната меняет под тебя свои правила. Когда еще у нас был воспитанник с правом свободного посещения занятий? Послушай, Рич, я ведь не Нила, меня не возьмет замуж какой-нибудь мелкий городской чиновник или функционер Синдиката — породой не вышла. Дай мне шанс. — Инна, наконец, нашла в себе силы посмотреть мне прямо в глаза. — Я готова отдавать тебе всю добычу, пока ты сам не решишь, что от меня есть хоть какая-то польза.

— Это очень неожиданное предложение, — задумчиво произнес я, с интересом глядя на решительно настроенную девушку. — И, знаешь, я, пожалуй, внимательно его обдумаю. Мои возможности менять установленные правила ты, к сожалению, несколько преувеличиваешь, но я посмотрю, что можно сделать. Диктуй номер, я сообщу, как только у меня появится что-то конкретное. Обещаю с этим не затягивать.

— Ты очень быстро прогрессируешь, Рич, — преподаватель математики внимательно просматривал очередное выполненное мной задание. — Если так пойдет дальше, через пару недель ты будешь готов к сдаче выпускных экзаменов по моим предметам, и уже сейчас тебя ограничивает только то, что к изучению некоторых тем ты просто пока не приступал. Зато, то, что уже пройдено, ты знаешь на уровне, многократно превышающем наши требования. Знаешь, будь ты полноправным гражданином, я бы просто настаивал на том, что тебе нужно получать дополнительное, а то и высшее образование. К сожалению, для выпускников нашего интерната этот путь закрыт.

— Я в курсе, господин Штейн, — мой ответ прозвучал достаточно спокойно и равнодушно, но от меня не скрылось явное желание учителя обратить мое внимание на узаконенную несправедливость, урезающую права воспитанников интернатов для бывших беспризорников.

— Вижу, тебя это ничуть не расстраивает, — учитель оторвался от планшета и посмотрел на меня. — А ведь, если бы не твой социальный статус, ты мог бы сделать неплохую карьеру.

— Зачем, господин Штейн? — я демонстративно изогнул бровь. — Чтобы через год или через пять погибнуть при очередном ракетном обстреле? Сколько ваших коллег из других интернатов не пережили последнюю атаку Роя?

— Точно не скажу, но думаю, немало, — Штейн отложил планшет в сторону. — Из тех, кого я знал лично, погибли двое. Так значит, научная и преподавательская карьера тебя не интересуют? Зачем же тогда ты так глубоко погружаешься в мой предмет?

— Мне не нужен официальный диплом, но я планирую стать квалифицированным инженером. В последнее время я испытываю большой интерес к технике Роя и особенно к средствам ее уничтожения.

— Инженером? — слегка озадаченно переспросил преподаватель. — Может, ты имел в виду, что хочешь стать техником?

— Нет, вживлять себе в мозг чипы с искусственными нейросетями я желанием не горю.