— Я вижу, я чую, что люба тебе. Это мой дар, чуять, как ко мне относятся. Но ты… Ты сопротивляешься, почему? — тон Улиты, вдруг, стал очень серьезным.

Такая перемена в тембре голоса, поведении, могла и с толку сбить. Чего там… И сбила. Так что я посчитал за верное взять паузу и несколько помолчать, приходя в себя. Шла атака женскими чарами во всем направлениям.

— А у нас может быть будущее? — предельно серьезно, будто разговариваю не с великовозрастной, но все же девчонкой, а с мудрой женщиной, говорил я. — Мы убьем друг друга, так как я не покорюсь, а ты слишком строптивая. У нас будет безумная близость, мы будем страстно относится друг другу, но это не семья, это… сумасшествие.

— Ты говоришь, как старик, — буркнула Улита и отвернулась. — Если люба тебе, то не отдашь никому!

Вот так. И пойми этих женщин! Две, хоть и три жизни проживи и все равно не сможешь предугадать, что в женских головах, или где у них, в каких частях тела, мысли роятся. То дня два рыдала с перерывами на то, чтобы сказать, что я не достоин ее, хотя я и не набивался в «достойные». После вот… чуть ли не признание в любви.

Прибыли мы домой только через полторы недели после того, как вышли из Кучково, хотя тут идти-то всего ничего. Пришли, а Владово, словно грандиозная сплошная стройка. Нужно будет обязательно выделить Ефрема, который остался на хозяйстве, да сына Крота, который так же развил бурную деятельность.

Что сразу бросается в глаза, наравне со строительством, так большое количество детей. Они сновали туда-сюда, те, что по старше пробовали помогать мужчинам тягать бревна и обтесывать их. Даже женщины и те работали на сложных, мужских работах. Все-таки из тех детей и женщин, которые некогда были нами гонимыми из леса, многие прибились именно во Владово. Местные исподволь, но помогали своим соплеменникам.

Нужно все-таки давать названия поселениям. Владово — это первоначально только селение местных черемисов, но уже три деревни организовано, а еще и детинец с моей усадьбой. Будет так: Земля Владова пусть разделится на селение Кротово, с черемисами, Беглянково, с беженцами, Кузнечное, с ремесленниками и иными.

— Боярскую дочь определите в мои покои, сына Кучки туда же. Пусть Марта накормит их досыта, да выделит две комнаты, — давал я распоряжения Ефрему. — А я к Маске поехал.

Наказав всем обустраиваться и занимать уже построенные три большие дома-общежития, я поехал ккузнецу Маске. Мне было важно узнать, как идут работы, определить именно там, что построено и насколько кузнечный комплекс эффективен. А еще пусть мой главный кузнец-драчун забирает к себе всех кузнецов и бронных дел мастеров, что прибыли со мной. Размещает их, решает вопросы первоначального кормления и все сопутствующие. Он над ними будет главным, а я уже через неделю должен увидеть работающий мой заводик. Чтобы не хуже, чем в Гомие было!

— Биться будем? А то и не с кем размяться, как ты уехал, — встречал меня Маска. — Ефрем твой… Подучи его, может чуть больше продержится.

— У тебя мало работы? Не успеваешь устать, что в драку лезешь? — усмехнулся я, обнимаясь с кузнецом.

— Пошли в дом! Мне тут кабана принесли… Домашнего, с салом и мягким мясом. Будем лакомиться, — сказал главный кузнец моих земель и, так себе, не ласково, подтолкнул.

— Медведь… И пришибить своим гостеприимством можешь, — сказал я, последовав в дом.

Вот и ответ, почему в целом ворохе дел, я выбрал именно поездку к Маске. Приятно у него. Этот мужик из тех, кто к себе близко не подпускает, но если уже ворваться в его ближний круг, то «задружить» может и до смерти. Нравится мне такой подход в людях, пусть я сам несколько иной, вообще стараюсь не пускать к себе в душу людей.