Бедный профессор Хосе удивится, отчего я не пришел ночевать. Как он
смешно бранил молодежь, которая обжимается в храмах; вообще-то это
действительно ужасно. Он только один раз горестно вздохнул за все то
время, пока я живу у него, когда сказал, что я моложе его почти на
тридцать лет; все восполнимо, кроме старости. Чтобы не дразнить старика
попусту, придется сочинить, что я встретил друга. Хотя откуда в Кордове
мой друг? Иностранцев - кроме нацистов - мало, их сюда не очень-то любят
пускать; мне здесь опасно засиживаться, завод штандартенфюрера Танка не
игрушки делает, а по Танку в Нюрнберге плачет скамья подсудимых. Уеду, -
сказал себе Штирлиц, - но сейчас я должен ждать, пока Кемп выключит свет в
квартире, а потом звонить в дверь. Он мне откроет, испуганный приходом
ночного гостя; такова уж их психология, не сможет не открыть; он убежден,
что пришел кто-то из с в о и х, он спрячет толстуху и отворит дверь. Если
же он будет держать в руке пистолет, я теперь набрался сил для того, чтобы
выбить оружие у него из рук".
Он закурил, снова вспомнив самого себя, когда полтора года назад в
Линце не советовал штурмбанфюреру СС Хеттлю курить на улице. "То же самое,
кстати, мне говорил Джонсон на авениде Хенералиссимо всего два месяца
назад. Господи, а ведь кажется прошла вечность... Но почему Кемп никак не
прореагировал на статью этого самого "Мигеля Сэмэла" в "Кларине"? Он не
мог не прочитать ее, подали весьма броско, хотя, видимо, смягчили
высказывания по поводу нацистских преступников; зато как расписали русских
шпионов, просто чуть подредактированная версия старой кампании о "руке
Москвы"... Или Кемп так убежден в своих документах и в поддержке Танка,
который дружен с Пероном, что ему вообще ничего не страшно? Убежден, что
не выдадут? А если н а ж а т ь? Если весь мир узнает, что Перон укрывает
у себя преступника? Если н а ж м е т не кто-нибудь, а Вашингтон? Ну, и
как ты намерен это организовать, - спросил себя Штирлиц. - Напишешь письмо
президенту Трумэну? Обратишься к Аллену Даллесу или, того пуще, к его
брату Джону Фостеру? Но почему же отдали на заклание Кемпа? Он ведь одна
из ключевых фигур. Мной играют; видимо, играют по-крупному, но эта их игра
гроша ломаного не стоит после того, как Роумэн собрал доказательства, что
я не убивал ни Фрайтаг, ни Рубенау. А кто? Иозеф Руа? Другие? Пусть ищут.
Это их забота. Главное заключается в том, что я н е м о г этого сделать.
Кому же тогда выгодно на меня вешать это? Погоди, - сказал он себе, -
оставь эти вопросы для Кемпа. Не надо заранее строить схему, может войти в
противоречие с тем, как пойдет с ним разговор. Если пойдет, - поправил
себя Штирлиц, - не замахивайся на неизвестное тебе будущее; "если пойдет"
- так надо думать, только тогда желаемое сбудется..."
Штирлиц дождался, когда свет в окнах погас, и сразу же вошел в
подъезд дома. "В аргентинских подъездах - испанские запахи, - отметил он
машинально, поднимаясь по деревянным ступеням винтовой лестницы, -
оливковое масло, кофе и жареные чулос', очень аппетитно". |