Бёртон вздрогнул, когда лезвие коснулось его черепа.

— У вас интеллект исследователя, — продолжал жрец, — открытый для всего нового; вы наблюдатель, настолько отделенный от собственной культуры, что легко воспринимаете пути других; вас не смущают необычные или незнакомые идеи.

— Почему это так важно?

К'к'тиима сбрил последние пяди волос с головы исследователя и сказал:

— Уильям, мистер Спик, сейчас я выполню одну очень деликатную операцию. Прошу вас, не вмешивайтесь. Если вы попробуете сделать хоть что-нибудь, он умрет, и вы, тоже. Поняли?

Оба человека кивнули.

Заводной человек опустил нож и взял маленькую тарелку, частично наполненную липкой мазью.

— Замечательно! — воскликнул он. — Батембузи все подготовили, как надо.

Он погрузил тарелку в кубок, зачерпнул пыль черного алмаза и, при помощи небольшого инструмента, перемешал пыль с мазью. Прихромав к голове исследователя, он, тем же самым инструментом, нарисовал на голом черепе Бёртона сложный иероглиф.

— Благодаря этому знаку, сэр Ричард, вы не сойдете с ума, хотя окажитесь в отрезке истории, находящемся за пределами вашей естественной продолжительности жизни.

— За пределами... — начал было Бёртон, потом замолчал, его глаза расширились. — Вы же, конечно, не собираетесь отправить меня в будущее!

— Как раз собираюсь.

Жрец закончил рисовать символ, отложил тарелку в сторону и перевернул инструмент, который держал в руке. Его обратная сторона представляла собой острую иглу.

— Будет больно, — сказал он и начал колоть кончиком иглы в череп Бёртона, с такой скоростью, что его рука превратилась в размытое пятно.

Бёртон стонал и извивался от боли.

— Время, сэр Ричард. Время. Время. Время. Вы, мягкокожие, понимаете его в очень ограниченном смысле. Вы считаете, что оно — удар сердца, что у него регулярный пульс, что оно идет от А к Б, а потом к С. Но время — намного больше, чем ритм и последовательность. Это мелодия. Это рефрены, которые поднимаются, опадают, и поднимаются опять. Время может менять высоту, тембр и структуру. У времени есть созвучия. Громкость. Ударения и паузы. Стихи и хоры. Вы видите только ее скучную горизонтальную составляющую, но у нее есть и вертикальные.

— Даже если вся эта белиберда правда, — фыркнул Уильям Траунс, — что отсюда следует, черт побери?

— А вот что, детектив-инспектор: когда рябь последствий распространяется после совершенного действия, она идет во всех направлениях, а не только вперед, как думаете вы, мягкокожие. Во всех направлениях!

— Бред сивой кобылы!

К'к'тиима выпрямился, закончив работу, и сказал:

— У вас есть платок?

Траунс покачал головой, но Спик порылся в кармане, вытащил кусок материи и передал заводному жрецу. К'к'тиима, используя его, вытер кровь и остатки мази со свежей татуировки исследователя.

— Готово, — сказал он и взял револьвер. — Сейчас мы пошлем нашего друга Бёртона в будущее, где он станет свидетелем музыки времени и всего его великолепия. Это подарок от нагов расе, которая уничтожила нас.

— Зачем? — спросил Бёртон.

— Потому что вы должны узнать! Иначе весь мир будет уничтожен! А сейчас его судьба в ваших руках, мягкокожий — преподайте там урок, который вы выучили сегодня.

— Несусветная чушь! — сплюнул Траунс.

— Мне ужасно жаль, — сказал К'к'тиима, — и я очень извиняюсь, но Глазу действительно нужна жертва — только она активирует его. Однако если это вас утешит, ваша сущность запечатлеется в камнях, Уильям.

Он поднял револьвер и выстрелил Траунсу в лоб.

Бёртон закричал.

Последовала ослепляющая белая вспышка.