В последний раз затянувшись едкой черутой, он бросил ее в огонь, протянул руку вниз, поднес к губам стакан бренди, осушил и поставил обратно.

— Кто-то, — сказал он комнате, — не хочет, чтобы я ехал в Африку. Это совершенно ясно.

— Пьяный простофиля с куриными мозгами, — пробормотала Покс, болтунья. Ярко окрашенная птица спала на жердочке около книжного шкафа. Как и все остальные почтовые попугаи, она ругалась даже во сне.

Бёртон облокотился спиной о спинку ванной, положил голову на край и повернулся так, чтобы видеть пламя очага.

Веки налились тяжестью.

Он закрыл глаза.

Дыхание стало медленным и глубоким.

Мысли разбежались.

Перед внутренним взглядом стали появляться и исчезать лица: лейтенант Уильям Строян, сэр Родерик Мурчисон, Эбенезер Смайк, Томас Честон, Эдвин Брюндлевид. Они вспыхивали и таяли. Наконец все покрыло одно лицо — худое и морщинистое, с остроконечным носом, стиснутыми губами и безумными, наполненным болью глазами.

Джек-Попрыгунчик.

Постепенно черты лица разгладились, глаза стали спокойнее. Из ужасного лица выглянул более молодой человек.

— Оксфорд, — пробормотал себе спящий Бёртон. — Его зовут Эдвард Оксфорд.

Ему двадцать пять лет и он гений — физик, инженер, историк и философ.

Он сидит около стола, поверхность которого сделана из стекла; она не прозрачна, а наполнена текстами, диаграммами и картинками, которые движутся, мигают, появляются и исчезают. Стекло плоское и тонкое, тем не менее информация, пляшущая по ней, — Бёртон инстинктивно знает, что это информация — появляется трехмерной. Это сбивает с толку, как если бы что-то невероятно большое поместили в что-то очень маленькое — как джина в лампу — но Оксфорда это не волнует. На самом деле молодой человек каким-то образом управляет материалом, изредка касаясь пальцем стекла или что-то произнося — и тексты, графики и картинки отвечают ему, складываясь, подпрыгивая или изменяясь.

На столе лежит большой черный алмаз.

Бёртон немедленно узнает его — это южноамериканский Глаз нага, который он сам нашел в прошлом году под поместьем Тичборнов. Сон с ним не согласен. Камень не нашли в 1862, говорит он. Его нашли в 2068.

Первоначальная история!

Камень очаровал Оксфорда. Его структура уникальна.

— Даже более чувствительный, чем клеточный компьютер. Более эффективный, чем кластерный компьютер. С памятью в миллионы терабайт, — шепчет он.

 О чем он говорит? спрашивает себя Бёртон.

Сон изогнулся и перенес себя на несколько недель вперед.

Оказалось, что алмаз наполнен остатками разумов существ доисторической расы. Они соблазнили Оксфорда и проникли в его сознание.

Он начал думать о времени.

Он стал параноиком, одержимым одним навязчивым желанием.

Так получилось, что его звали точно так же как и его предка, в приступе помешательства пытавшегося убить королеву Викторию. Голос, лившийся откуда-то снаружи, настаивал: «Этот человек испортил репутацию семьи. Измени это. Исправь»

Почему его волнует этот малоизвестный факт? Почему он должен переживать из-за давно забытого происшествия, случившегося почти триста пятьдесят лет назад?

Очень волнует.

И он очень переживает.

Он не мог думать ни о чем другом.

Разум рептилий посеял в нем семя еще одного растения.

В сознании Оксфорда постепенно вырастала теория природы времени, распускаясь как душистый экзотический цветок. Его корни уходили все глубже и глубже, лианы душили разум. Растение пожирало ученого.

Он работал без устали.

Сон содрогнулся, прошло пятнадцать лет.

Оксфорд разрезал алмаз на части и подсоединил их к цепи из ДНК-нанокомпьютеров и биопроцессеров.