Он работал и знал, что Белый и Березовец работают напрямую на начальство, что их на земле днем с огнем не сыскать и что дела на них если и раскидывают, то очевидные, по которым и розыск вести не надо. Что Белый живет не совсем по средствам, что он уже майор не просто так и точно так же не просто так станет и подполковником. Что Береза как-то раз трепал по пьяной лавочке такое, что волосы вяли, и что потом Белый ему не просто так морду бил. Что, короче, вот эти двое – скорее всего, оборотни… но при этом, когда Белый дал ему выписанное (за подписью начальника, но без номера, не проведенное как положено и не зарегистрированное в журнале) задание на слежку за женой депутата – а это само по себе дело стремнее некуда, – Сапаров согласился, вопросов не задал и с ним пошли еще двое. Никто не задавал никаких вопросов ни до, ни после, никто не пошел ни в прокуратуру, ни в УСБ. Все считали, что бы ни происходило, выносить сор из избы нельзя. И – сами разберемся.

А теперь Белый и Березовец мертвы, убиты, и капитан понимал, что неприятности только начинаются… хотя бы потому что он увидел на полу в комнате фээсбэшную ксиву и понял, что это или Белых ксива или Березовца, то есть они приходили сюда и представились сотрудниками другого ведомства… а это само по себе сильно нехорошо.

Он подумал, что надо по-любому закрыть дверь…

– Боб! Дверь закрой!

…

– Оглох, что ли?!

Он поднял ксиву и шагнул в коридор… Боб стоял как статуя свободы, и на них на троих от двери смотрел автомат Калашникова.

– Не надо, – сдавленно сказал он, обращаясь то ли к своим, то ли к бабе с автоматом, потому что он не первый день работал в полиции и понимал, что вот сейчас шмальнет. Как раз эта и шмальнет.

Третий из их группы, по кличке Петля, с каким-то матерным выкриком рванул пистолет из кобуры – и в ответ застрочил автомат…

Майор УФСБ по Удмуртской республике Дмитрий Павлович Безуглый святым ни в коем случае не был.

Он, как и все, был человеком из своего времени, а время это и до Катастрофы благонравием не отличалось. После того как не стало коммунистической морали, на которую большинство плевало с крыши, но хоть как-то принимало во внимание, морали не стало совсем никакой. Все как-то разом стали жить по блатному закону – умри ты сегодня, а я – завтра. Последних идеалистов выбили девяностые. В нулевые, на фоне относительного материального благополучия, порой казалось, что в обществе идет вялотекущая гражданская война. Любой коллектив – как змеиный клубок.

Но майор, несмотря на то что идеалистом не был, не был и подонком. Он не был готов обобрать старуху, например, чтобы жилье у нее отнять. Не был готов кинуть друга. Не был готов продаться.

Майор ехал домой и думал о том разговоре, который состоялся у него на заводе «Аксион». Нет, все чин по чину – завод у него в оперативном обслуживании, когда он приехал, его пригласили в кабинет директора, поставили чай. А потом зашел еще один человек. Не последний в республике. И завели они разговор о том, что вы, майор, можете хоть завтра получить подполковника, заслуги ваши перед республикой это позволяют. Вот только связи ваши не слишком хорошо вас характеризуют. Какие связи? Ну, например, с депутатом Горсовета Дьячковым. У милиции есть основания подозревать его в убийстве и в создании организованной преступной группировки, занимающейся незаконной торговлей оружием. Он сейчас целый состав повел – кому? Точно в ЛНР? А по оперативным данным – чеченцам. Есть и другие отрицательные данные.

Отрицательные данные – хорошая формулировка. Есть данные, и все тут, а ознакомиться – извините. Тайна.

Дмитрий в ответ достал свою карточку – пропуск, в которой обозначен четвертый из пяти уровень допуска к гостайне, и потребовал ознакомить его с этой информацией.