Первая – нет своего патронного производства. Точнее, оно есть, но малое, слабое и потребностям дня не соответствующее. Как-то так получилось, что, в отличие от Тулы, где патронный завод есть, как и оружейный, у нас патронного завода нет. Да, мы сейчас меняемся с Барнаулом, но этот поток могут перекрыть, и рассчитывать на него в случае серьезной заварухи не стоит.

Вторая – нет своей армии.

Беленко, наш главный армейский спец, при этих словах скептически ухмыльнулся.

– Нет армии, – настойчиво повторил я. – У нас есть охрана караванов, есть внутряки, и все. Против мотострелкового полка на технике это ничто.

– Где ты возьмешь сейчас полк на технике? – насмешливо спросил Беленко. – Перегрелся?

Синцов, сидевший во главе стола, дал знак продолжать.

– Полк возьмется – хоть сводный. Если договорятся. Уголовники – частью тоже отслужили, верно? В центре – часть воинских частей уцелела. Рано или поздно они начнут думать, что им делать. Уже думают. Власти нет, закона нет, присяги нет. Будет то же, что в Афганистане в девяносто втором – тупо сядут на землю, превратятся в полевых командиров тире феодалов. Начнут разбираться сначала друг с другом. Потом расширять зоны влияния. А действующие оружейные заводы – лакомый кусок по-любому. Вкупе со всем остальным работающим – возможно, самый лакомый на всем постсоветском пространстве.

– Не очерняешь? – спросил Синцов.

– Нет, Виктор Васильевич. Скорее наоборот. Цивилизация рушится намного быстрее, чем создается. Вспомните Украину – как быстро там прошли от митингов до того, что начали хреначить из танков по Донецкому аэропорту и концлагеря создавать. И ничего в душе не дрогнуло, совсем.

– В Луганске, – решил не тянуть кота за одно место я, – есть Луганский патронный завод. Причем он производит не только патроны самых ходовых калибров, он производит и оборудование для производства патронов. Причем массового, а не как у нас. Роторные патронные линии полного цикла производства. Под самые ходовые калибры. Вот это вот все мы и должны получить, если хотим выжить. Купить, забрать, отбить – как угодно. Второе – это армия. Там же. Ростов и прилегающие к ним Донецкая и Луганская области. Надо узнать, что там. И говорить не только за патроны – но и за армию. Хотя бы часть. Переселить сюда, на любых условиях, уцелевших людей – с боевым опытом, с семьями, с техникой. Если удастся и первое и второе, тогда клали мы и на Нижний, и на Москву, и на всех в радиусе две тысячи километров в любую сторону от нас.

Все молчали. Потом Синцов спросил:

– Почему на две тысячи?

– Да к слову пришлось. От Ижевска до Луганска – тысяча семьсот. Но это по карте, а по факту – километров триста, если большую часть пути идти по воде. И так же, по воде, мы сюда все и поднимем. И оборудование, и людей, и технику. Все, что есть.

По третьему вопросу проголосовали нейтрально – поручить дополнительную проработку, составление ТЭО. Все лучше, чем ничего.

На выходе – зазвонил телефон, это был Димыч, мой знакомый опер из УФСБ. Теперь он уже начальник управления.

– Задержись в здании. С тобой поговорить хотят.

О как. Ведь даже тут знают…

Ладно…

Потусовался минут пятнадцать, потом ко мне подошел один из прикрепленных.

– Дьячков?

– Он самый.

Прикрепленный кивнул и пошел по коридору, я пошел за ним.

Синцов ждал в одном из кабинетов управления госзакупок, пустом. Он пил кофе, самый простой, три в одном из пакетиков. На столе кипел чайник.