— Ой, — сказала Полина, — это мой муж, девочки.

Взглянув на меня, те нервно захихикали. Я хотел сказать им все, что думаю о вреде курения, как говорится, курящая женщина кончает раком, да их вызвали к Главному редактору.

Мы с женой обнялись, как два солдата после войны. И поехали на редакционном авто домой.

— Правда, у меня много работы, — говорила Полина. — Ты же, надеюсь, знаешь положение в стране и мире?

— Критические дни планеты Земля, — отвечал я. — Но янки есть что терять, а что теряем мы? Эту еп`жизнь?

— Не ругайся, Саша.

— Козлы они все, что по эту сторону океана, что по ту, — сказал я. — И если хотят жрать биг-маги с плутонием, они их будут жрать.

— А мы что будем жрать?

— А мы? Мы картошечку, — смеялся я. — С малосольными огурчиками. С копченной колбаской. И мерзлой водочкой.

— Дурачок, — покачивала головой любимая. — Мир летит в тартарары, а ты?..

А что я? Если яппи Б.К. посадить на пятилетнюю баланду у параши, то, уверен, он тоже бы мечтал о русской водочке и хрустящем изумрудном огурчике. И думать бы не думал о медовых устах тортовой стажерки и мировом господстве.

Полина также была полностью поглощена мыслями о будущем.

— Ты думаешь, у нас будет хорошо? — стаскивала с себя джинсы, когда мы, разумеется, прибыли домой.

— А почему должно быть плохо? — обнимал её. — У меня как штык.

— О, господи, я не про это, — закатывала глаза от возмущения. — Я о Третьей Мировой.

— Война херня, главное маневры, — не выдержал я. — Полина, пошли они все к еп`матери. Мы жили и будем жить. И назло всем скуем маленького.

— Какого маленького? Селихов! Ты сошел с ума, — всплеснула руками. Ты вообще меня любишь, как бабу, а не как личность.

— Полина, прекрати, — взревел я и цапнул молодое-наливное-нагое-брыкающе-взвизгивающее тело. — Я тебя люблю, как личность, а потом, как бабу, — солгал. — Честное слово!

— Да, милый?

— Да, милая.

— И я тебя люблю. Как личность.

— Да? — заскрежетал зубами. — Если когда-нибудь погибну, то от твоей непосредственности.

— А я от тебя!.. А-а-а-а-а-а-а!

Потом мы пообедали жареной картошечкой, колбаской, огурчиками и водочкой. Я неосторожно включил телевизор и мы узнали последние новости. Они были такие, что жена мгновенно умчалась в редакцию. А я остался с надеждой, что все-таки с Божьей помощью успел заслать маленького астронавта в недра чужой планеты. Потом уснул и спал без сновидений. Разбудил меня телефонный перезвон.

— Алекс, родной! — зарокотал голос Орехова. — Вернулся, сукин сын?

— А ты откуда знаешь, Вольдемар? — удивился я.

— Обижаешь, — смеялся полковник ФСБ. — Мы все знаем. С возвращеньицем, засранец.

— Сам такой, — огрызался я. — Вас одних нельзя оставить, тут же хрендя мировая начинается.

— Пахнет керосином, — согласился друг. — И очень пахнет.

— И что будем делать?

— Работать, товарищи.

— То есть?

— Надо встретиться, — сообщает мой боевой товарищ. — Место встречи изменить нельзя, — смеется. — Никитин и Резо-Хулио тебя найдут.

— Как они?

— Им война, что мать родна.