|
Они пойдут на чреватый опасностью подпольный аборт, лишь бы не бороться за реформу законодательства. Ну а в законодателях у нас одни мужчины, которые, как известно, не беременеют и могут позволить себе морализировать. Как попы. Будь среди священнослужителей женщины, религия в два счета претерпела бы разительные перемены. Но в политике и церкви царят мужчины, а женщинам лень слишком уж наседать на них. И это плохо, потому что аборт – чисто женское дело. Аборт затрагивает их детей, их организм. Рискуют тоже они. Если бы каждый год конгрессмены получали по миллиону писем от своих избирательниц, то, глядишь, дело бы и сдвинулось с мертвой точки. Конечно, вовсе не обязательно, но вполне возможно. Только женщины почему‑то не хотят возиться.
По‑моему, это обстоятельство и угнетало Арта больше всего. Размышляя о нем, я ехал на встречу с женщиной, которая, по многочисленным отзывам о ней, уж никак не была трусихой. Миссис Рэнделл. Севернее Когассета, в получасе езды от центра Бостона, раскинулся роскошный жилой район, возведенный над обрывом вдоль скалистых прибрежных утесов. С виду он очень смахивает на Ньюпорт – такие же старые деревянные дома с окнами на море, разделенные красивыми ухоженными лужайками. Дом Рэнделлов был настоящим исполином. Четырехэтажный деревянный белый особняк под готику, с резными балконами и башенками. Лужайка шла под уклон и обрывалась у самой воды. Площадь участка составляла, наверное, не менее пяти акров. Я подъехал к дому по длинной гаревой дорожке и остановил машину у парадного входа рядом с двумя «Порше», черным и канареечно‑желтым. Похоже, это была любимая марка Рэнделлов. Слева от дома стоял гараж, а в нем – серый «Мерседес». Вероятно, им пользовалась прислуга. Я вылез из машины, размышляя, как бы мне проскочить мимо дворецкого. В этот миг двери распахнулись, и из дома вышла женщина, натягивая на ходу перчатки. Судя по всему, она очень торопилась куда‑то, но остановилась, завидев меня. – Миссис Рэнделл? – Да, – ответила она. Я уж и не знаю, что именно ожидал увидеть. Во всяком случае, ничего похожего на стоявшее передо мной рослое создание в бежевом костюме «от Шанель». У женщины были иссиня‑черные блестящие волосы, длинные ноги и огромные темные глаза. Едва ли ей перевалило за тридцать. Казалось, на ее щеках можно колоть лед. Они были словно высечены из камня. Несколько секунд я тупо созерцал ее, сознавая свое бессилие и чувствуя себя круглым дураком. Наконец миссис Рэнделл сердито свела брови и спросила: – Что вам угодно? Я тороплюсь. Ее голос звучал с легкой хрипотцой, губы были пухлые и чувственные. Она говорила с каким‑то изысканным акцентом, похожим на британский, без ярко выраженных интонаций. – Ну же, отвечайте! – Я хотел побеседовать с вами о вашей дочери, – поспешно сказал я. – Точнее, о моей падчерице, – еще быстрее поправила она меня и зашагала к черному «Порше». – Да, падчерице… – Я рассказала все полиции, – ответила она. – И к тому же опаздываю на встречу, так что, надеюсь, вы извините меня… – Открыв замок, она распахнула дверцу машины. – Меня зовут… – начал я. – Мне известно, кто вы такой. Джошуа вчера говорил о вас и предупреждал о вашем возможном приходе. – И? – И посоветовал мне предложить вам отправиться ко всем чертям, доктор Берри. Она сердилась изо всех сил, но без особого успеха. Ее лицо выражало какие‑то другие чувства, возможно, любопытство или даже страх. И это показалось мне странным. Миссис Рэнделл запустила мотор. – Желаю удачного дня, доктор. Я наклонился к окошку. – Исполняете указания своего супруга? – Как обычно. |
