Лампы на высоких стойках освещали именно этот сектор, яркий свет пробивался сквозь туман и дым, высвечивал гипсово-грязные лица, желтоватые, усталые тени.
– Посмотри на этого типа. – Репортер указал на фигуру, возникшую вдруг над толпой около входа в святилище. Должно быть, ее подняли на помост или на стол: она появилась неожиданно – белолицый паяц в ярком снопе света. Жаркая тишина окутала паяца, тишина, пронизанная далекими криками и пением тех, кто еще не увидел его.
– Настал момент понять, что есть выход, – произнес паяц с механическим напором сорочьим голосом. – Мы всю жизнь пытались объяснить себе, что есть вход, какие дороги к нему ведут, необходимые условия входа, смысл входа, то БЫЛ ДЕС-ГЛОССАРИЙ ВХОДА! Доверьтесь мне! Я возвращаюсь из этого путешествия, как возвращается мореплаватель, презирающий все компасы, ибо —
звезды истины в глубинах его души указывают ему правильный путь.
– А пошел ты в Калькутту, – сказал Хуан довольно громко.
– Бога ради, держи язык за зубами, – сказала Клара, ущипнув его так, что он подскочил.
– Сограждане, – произнесла сорока, —
настал час выхода
(Who killed Cock Robin?),
настал час потрудиться,
причащение реликвии у вас произошло
(они вдруг поняли, что паяц обращается не к ним, а к колонне, выходившей из святилища и сворачивавшей к зданию Муниципалитета),
но память о ней вы унесете в сердцах —
у Сердца нет костей —
«А лучше бы ему быть с костями, – подумал Андрес. – Слабо вооружены мы для жизни. Кожа и кости, poveretti. Кости, броня, хитин, а внутри ткань, словно подкладка скорлупы».
– И КРОМЕ ТОГО, ХОЧУ ВАМ СКАЗАТЬ, НА АЛТАРЬ ОТЕЧЕСТВА!
(и икнул голосом, похожим на автомобильный клаксон):
принесены наши
(Hearts, again?)
смиренные
(Не из них ли небесные сонмы?)
жертвы
(Вот тут промахнулся: вылезло-таки из тебя бахвальство, как шило из мешка),
иунасхватитсилпродолжатьделодальшедопобедного конца
ДАЗДРАВСТВУЕТДАЗДРАВСТВУЕТДАЗДРАВСТВУЕТ!!!
– А мы, – сказал репортер, – не сподобились такой знатной оратории. Какая глубина мысли! Как бы сказал мой Дирек: безмерная.
– Некоторые места были неплохи, – сказала Клара. – Я не уверена, что надо выставлять Демосфена перед толпою на Майской площади. Этот стиль отжил и не удовлетворяет новым потребностям. По-моему, Мальро очень правильно отметил: бывает время, когда искусства предпочитают выглядеть регрессивными, нежели продолжать копировать модули, лишенные жизненной силы, и —
– это то, что я, по сути дела, хочу сказать на экзамене, если мне попадется четвертый билет, дай-то Бог.
– Прекрасно, – отозвался пораженный репортер. – Я тоже не верю в модули. Но этот тип не сказал ничего. Разумеется, хуже было бы, если бы он заставил нас поверить с помощью определенной техники, будто он что-то сказал.
И тут из репродукторов зазвучала
Партита Иоганна
Себастьяна Баха, и скрипка прорывалась
сквозь здравицы и пересуды —
– Смотри, какой пример стиля, – сказал Андрес и нехотя засмеялся. – Не думаю, что при жизни старика люди, услыхав эту музыку, преклоняли колена, и полагаю, что, на наш взгляд, любые прошлые времена не лучше теперешних. Но мы хотим постичь в стиле непреходящее: совершенство в настройке скрипки, где каждая струна имеет свое неповторимое звучание, но этого больше нет, а перед нами – сундук, набитый чем попало, и мы не можем в нем разобраться, хотя уже пора наряжаться и идти на праздник. |