Мать попыталась позвать его, но голос был так слаб, что с губ ее слетел только шепот.

Он вернулся через несколько минут, неся поднос, на котором стоял стакан воды, флакон с лекарством и лежали два кремовых бисквита. Она смотрела, не веря своим глазам. Очень медленно и перебарывая невыносимую боль, она привстала и приняла сидячее положение. Он подошел ближе, поставил поднос на прикроватный столик и протянул ей стакан с водой.

Она подарила ему самую искреннюю улыбку, которую он когда-либо видел.

— У меня не хватит сил открыть бутылочку, дорогой. Ты можешь это сделать для меня?

Он взял флакончик, надавил на пробку и повернул ее против часовой стрелки. Высыпав на ладонь две пилюли, он протянул их ей. Она взяла их, положила в рот и запила водой. Она даже еще не проглотила их, а ее взгляд молил — еще!

— Я читал рецепт, мама. В нем сказано, что ты не должна принимать в день больше восьми. Две ты взяла сейчас. Уже получается десять.

— Ты так умен, мой дорогой. — Она снова улыбнулась. — И так сообразителен. Я очень люблю тебя, и мне так жаль, что я не увижу, как ты растешь.

Его глаза снова наполнились слезами, когда она обхватила высохшими пальцами флакончик с лекарством. Он крепко держал его.

— Все в порядке, — прошептала она. — Теперь все в порядке.

Помедлив, он выпустил флакончик.

— Папа будет сердит на меня.

— Нет, не будет, малыш. Обещаю тебе. — Она положила в рот еще две пилюли.

— Я принес тебе бисквиты, — показал он на поднос. — Твои любимые, мам. Пожалуйста, съешь хоть один.

— Я съем, дорогой мой, но позже. — Она взяла еще несколько пилюль. — Когда папа придет домой, — прошептала она, — скажи ему, что я люблю его. Сможешь это сделать для меня?

Он кивнул. Его глаза не отрывались от почти опустевшего флакончика.

— Почему бы тебе не пойти почитать одну из своих книжек, дорогой? Я люблю, когда ты читаешь.

— Я могу почитать здесь. Сяду в углу, если хочешь. И буду сидеть тихонько. Обещаю.

Она протянула руку и коснулась его волос.

— Теперь со мной все будет отлично. Боль начала уходить. — У нее были тяжелые веки.

— Я могу посторожить комнату. Я сяду около дверей.

Она улыбнулась, перебарывая боль.

— Почему ты хочешь сторожить двери, милый?

— Ты как-то рассказала мне, что Бог приходит и забирает больных людей на Небо. Я не хочу, чтобы Он забирал тебя, мам. Я посижу у дверей, и, если Он придет, я скажу Ему, чтобы Он уходил. Я скажу Ему, что тебе стало лучше и чтобы Он не забирал тебя.

— Ты скажешь Богу, чтобы Он уходил.

Он решительно кивнул.

Она снова улыбнулась:

— Мне будет так не хватать тебя, Роберт.

40

Пока они ехали по прибрежной тихоокеанской трассе, обстановка изменилась — от шума и суматохи даунтауна Лос-Анджелеса до спокойных просторов Малибу, от которых захватывало дыхание. Хантер продолжал смотреть из окна.

Малибу знаменит своими теплыми песчаными пляжами; он стал домом для бесчисленных кинозвезд и знаменитостей. Эти места предназначены для богатых и мегабогатых.

— Нам нужно проверить адрес, — сказал Гарсия, сбрасывая скорость. — Я думаю, вот он.

Примерно в ста ярдах впереди слева несколько полицейских машин было припарковано у ворот просторной усадьбы. На месте происшествия уже были несколько фургонов разных телеканалов. В холодное и сырое ночное небо вздымались спутниковые антенны.

Гарсия медленными зигзагами пробрался меж машин и остановился перед внушительными воротами с электронными запорами.