Изменить размер шрифта - +
Здесь, среди строк Кьеркегора, мы видим предвосхищение относительности и других положений, утверждающих, что человек, вовлеченный в изучение природных явлений, состоит в особых важных отношениях с исследуемыми объектами, и он должен сделать себя частью своей проблемы. Это означает, что субъект никогда не может быть отделен от объекта, который он наблюдает. Очевидно, что анализ Кьеркегора был решающей атакой на "раковую опухоль" западной мысли – разрыв между субъектом и объектом.

 

Но влияние этого поворотного пункта оказалось более специфичным и важным в психологии. Это снимает с наших глаз повязку догмы, утверждающей, что правду можно понять только в терминах внешних объектов. Это открывает обширные области внутренней, субъективной реальности и показывает, что такая реальность может быть правдой, даже если она противоречит объективным фактам. Позже это открытие повторил Фрейд, когда, к своему огорчению, он узнал, что воспоминания о "детских изнасилованиях", о которых рассказывали многие из его пациентов, обычно не соответствовали действительности, фактов, то есть изнасилований, на самом деле не было. Но далее выяснилось, что переживание изнасилования было сильным, даже если оно существовало только в фантазии. В любом случае решающим был вопрос о том, как пациент реагировал на изнасилование, а не о том, насколько достоверен этот факт. Таким образом, когда мы следуем направлению, в котором для пациента, человека, изучаемого нами, значимым является отношение к факту, человеку или ситуации, то перед нами открывается континент новых знаний о внутренних динамических процессах. Вопрос о том, происходит что-либо объективно или нет, проявляется здесь совсем на другом уровне. Позвольте нам во избежание неправильного понимания подчеркнуть, даже ценой повторения, что этот принцип правды как отношения ничуть не уменьшает важность объективной правды. Не в этом дело. Кьеркегора не следует путать с субъективистами или идеалистами. Он открывает субъективный мир, не теряя при этом объективности. Безусловно, кто-то должен иметь дело с реальным, объективным миром. Кьеркегор, Ницше и им подобные исследователи воспринимали природу гораздо серьезнее, чем многие из тех, кто называет себя натуралистами. Дело, скорее, в том, что для человека смысл объективного (или вымышленного) факта зависит от его отношения к этому факту. Не существует экзистенциальной правды, которая могла бы проигнорировать это отношение. Например, объективное обсуждение секса может быть интересным и поучительным, но, как только мы имеем дело с конкретным человеком, объективная правда зависит от смысла отношений между этим человеком и его половым партнером. Если мы не принимаем этот фактор, то мы не только уклоняемся от правды, но и не видим действительность.

 

Более того, течение, наметившееся в предложениях Кьеркегора, оказалось предвестником понятия "включенного наблюдения" Салливана, а также некоторых других понятий, подчеркивающих значимость терапевта в отношениях с пациентом. Тот факт, что терапевт принимает реальное участие в этих отношениях и является неотделимой частью "поля", не умаляет роль его научных наблюдений. На самом деле, разве мы не можем утверждать, что пока терапевт не станет реальным участником этих отношений и не будет сознательно признавать этот факт, он не сможет с ясностью различать, что происходит в данной ситуации? Влияние этого "манифеста" Кьеркегора заключается в том, что мы освобождаемся от традиционной доктрины, такой ограниченной, противоречащей самой себе и зачастую разрушительной для психологии. Чем менее мы вовлечены в данную ситуацию, тем более четко мы можем видеть правду. Достаточно очевидно, что эта доктрина говорит в пользу обратного отношения между участием и способностью к наблюдению без предубеждения. Эту доктрину так лелеяли, что мы просмотрели другую ее сторону, а именно: наиболее успешным в открытии правды будет тот, кто меньше всего в этом заинтересован! Никто, конечно, не будет спорить с тем очевидным фактом, что деструктивные эмоции влияют на наше восприятие.

Быстрый переход