Гаотона поднял взгляд.

— ШуКсен нанял меня уничтожить картину Фравы, — продолжила она, — вот почему я сожгла шедевр вместо того, чтобы вынести его из галереи.

— ШуКсен?! Но… он автор! Для чего ему желать уничтожения одной из своих работ?

— Потому, что он ненавидит империю, — ответила Шай. — Картина нарисована для любимой женщины, а ее дети подарили шедевр императору. ШуКсен уже стар, ослеп и почти не может двигаться. Творец не хочет уйти в могилу, зная, что одна из его работ теперь прославляет Империю Роз. Он умолял меня сжечь ее.

Казалось, что Гаотона остолбенел. Арбитр смотрел на нее, словно пытался заглянуть в саму душу Шай. Зачем так пристально смотреть, в течение этого диалога она уже и так полностью раскрылась.

— Мастеров его уровня очень сложно подделать, — продолжила Шай, — особенно не имея оригинала, с которого снимаешь копию. Если ты внимательно подумаешь, то поймешь, что я никогда бы не создала такие подделки без его помощи. Он объяснил мне свои приемы и технику, рассказал о процессе ее написания. Обучил манере нанесения мазков кистью.

— Почему ты просто не вернула ему оригинал? — спросил Гаотона.

— Он умирает, — ответила Шай. — Для него нет смысла хранить ее у себя. Эта работа была написана для любимой. Раз возлюбленной уже нет в живых, то он решил, что и картины не должно быть на этом свете.

— Бесценное сокровище, — произнес Гаотона, — утрачено из-за глупой гордости.

— Это была его работа!

— Уже нет, — возразил Гаотона. — Она принадлежит тем, кто ее хоть раз видел. Зря ты согласилась. Никак нельзя оправдать уничтожение картины такого масштаба, — он поколебался. — И все-таки, я понимаю. Ты поступила по-своему благородно. Твоей целью был Лунный Скипетр. Подвергать себя такому риску, чтобы уничтожить картину, было опасно.

— ШуКсен обучал меня живописи с моих юных лет, — промолвила она. — Я не могла отказать ему в просьбе.

Было видно, что Гаотона не согласен, но создавалось впечатление, что он понимает. Ночи! Шай чувствовала себя беззащитной.

«Это важно, — говорила она себе. — Может быть…»

Но Гаотона так и не вернул ее пластины. На самом деле Шай и не ожидала, что он так поступит, не сейчас. Пока их соглашение не будет выполнено, до завершения которого она уже и не надеялась дожить, если конечно не убежит.

Гаотона и Шай испытали последнюю группу печатей. Как и планировалось, каждая из них продержалась по крайней мере минуту. Наконец перед ее взором сформировалась целостная картина, идея того, как будет выглядеть уже завершенная версия души. Они закончили с шестой печатью, Гаотона был готов к пробе следующей.

— Вот и все, — сказала Шай.

— Все на сегодня?

— Вообще все, — ответила Шай, убирая последнюю печать.

— Ты закончила? — спросил Гаотона, выпрямившись. — Почти на месяц раньше! Это…

— Я не закончила, — прервала его Шай. — Самое трудное впереди. Мне нужно вырезать несколько сотен штампов в миниатюре, объединить их друг с другом, после чего создать корневую печать. Проведенную работу можно сравнить с подготовкой палитры, смешиванию цветов и определением манеры исполнения. Теперь осталось нанести все это на холст. Когда я делала нечто подобное в последний раз, у меня ушло почти пять месяцев.

— А у тебя осталось всего двадцать четыре дня.

— А у меня осталось всего двадцать четыре дня, — согласилась Шай, почувствовав укол совести.