Однако случай с «белой простыней» — довольно наглядный пример того, как рождалась ельцинская легенда еще там, в Свердловске. Белая простыня — его личное пространство, в которое никто никогда не смел вторгаться, символ дистанции, с которой он всегда разговаривал со всеми, будь то подчиненные или начальники, простые работяги или крупнейшие специалисты. Внутренне присущее ему чувство, инстинкт, данный от природы: люди не могли видеть его слабым, терпящим поражение.

…Итак, после института Ельцин начинает работать на стройке. Это были суровые годы для инженера-строителя.

В мемуарах Ельцин описывает случай, который произошел с ним, когда он работал мастером с бригадой заключенных. «Я сразу решил сломать традицию, когда им выводили такую заработную плату, какую они диктовали, а не ту, что заработана на самом деле».

Ельцин просчитал реальные объемы сделанного бригадой и вывел зарплату, которая оказалась «вдвое меньше» обычной. Один из заключенных пришел к нему в конторку с угрозами. В руке, как пишет Ельцин, он держал топор. «Закроешь наряды так, как полагается? Как до тебя, щенок, всегда закрывали?»

Ельцин почувствовал, что угроза нешуточная. «Терять мне уже нечего, прибью тебя, и не пикнешь», — сказал зэк.

Молодой мастер оказался перед выбором — спасаться или драться. И тот и другой выбор — хуже не придумаешь…

И тогда он, оставаясь сидеть, просто крикнул на этого огромного человека с топором: «Пошел вон!»

Громила согнулся в три погибели и молча вышел. «Какой-то винтик у него там сработал, трудно сказать», — хладнокровно замечает Ельцин в «Исповеди…».

«Винтик» этот можно назвать реакцией на бесстрашие, перед которым отступает лагерный нахрап, а можно — той самой дистанцией. Перед ней, как правило, пасовали все.

Все биографы, начиная рассказ о карьере Ельцина, вскользь упоминают о периоде, когда он после института отказался сразу работать мастером, а освоил за год двенадцать рабочих специальностей: от каменщика до машиниста башенного крана.

Насколько это было типично для молодого специалиста тех лет?

Иметь в трудовой книжке запись о том, что хотя бы три месяца или полгода ты побыл «рабочим классом», в те годы было выгодно: это помогало или для поступления в институт, или для вступления в ряды КПСС — «служащие» ждали в райкоме своей очереди годами, рабочих в партию принимали сразу. Однако для Ельцина это была вовсе не «галочка» в личном деле. Он не стремился в партию, и он уже закончил институт. Освоить рабочие специальности решил, «чтобы ни один прораб или бригадир не мог обвести меня вокруг пальца».

Нетипичность проявилась и в том, что освоил он не просто одну-две рабочие специальности, а все сразу. Работал по месяцу, получая третий-четвертый разряд, и брался за новое дело. Он хотел увидеть стройку изнутри, понять ее секреты.

Это было еще одно испытание, придуманное им для себя. Еще один вызов. Еще одно проявление спортивного менталитета — не просто поработать, а поставить рекорд.

Но гораздо важнее для него, будущего руководителя, оказался момент изучения стройки как целостного организма, в котором важна каждая деталь, каждый метр пространства, каждая фаза работы. «Знать работу не хуже своих подчиненных, а по возможности даже лучше».

Кредо, которое он попытается сохранить в течение всей жизни. Получая новую должность, все более высокую, Ельцин везде пытался окунуться в новую среду, «пощупать» ее, увидеть своими глазами, понять изнутри.