— А почему Эльфабад объявили зоной свободной миграции? — проявил неожиданный интерес Попов. — И что это вообще такое?

— Зона свободной миграции? — полуобернулся к нему лепрекон. — Это просто. Это когда впускают всех на временное жительство, а потом насильно предлагают дальнейшее трудоустройство в других районах. А объявили Эльфабад зоной потому, что вселенная эльфов расширяется.

— Как это вселенная эльфов расширяется? — насторожился Рабинович.

— Не знаю, но это частое явление, — успокоил его Лохич. — Все миры когда-нибудь начинают или расширяться, или сжиматься. Я в это не вникал. Если вам нужно, спросите кого-нибудь из эльфов. Они во вселенных лучше меня разбираются.

— И что, много народу в Эльфабад понаехало? — вернулся к волнующей его теме Попов.

— Полно. И отовсюду. Я вот смотрю, даже вы из своей зачуханной Вселенной сюда пожаловали, — усмехнулся лепрекон.

— Алле, гараж! Ты выражения-то выбирай, — осадил его Ваня.

— Извиняюсь, — мгновенно среагировал возница, и на этом разговор сам собой угас.

Как и рассказывал Лохич, Эльфабад здорово изменился. Нет, архитектура и общее направление улиц остались такими же сумасшедшими, как и были, но сразу на выезде из леса, на окраине города, появились странные сооружения, похожие на вигвамы индейцев Северной Америки, но сделанные не из шкур, а из веток. Лепрекон тут же услужливо объяснил, что это древодома. То есть выращенные специальным образом кусты, внутри которых можно жить достаточно комфортно. По крайней мере в теплое время года. А поскольку иного в Эльфабаде и не бывало, то — круглогодично. Со слов того же Лохича выходило, что эти древодома выращены специально для мигрантов, и для их производства были привезены в Эльфабад несколько самых молодых онтов. Те, кому не больше семи-восьми тысяч лет по людскому летосчислению. Попов на всякий случай поинтересовался, нет ли среди них Корявня, с которым наши герои познакомились в древней Англии, но лепрекон о таком даже и не слышал. Андрюша, не желавший, как некогда обещал он, подрастать на грядке, замоченным в свежем навозе, немного успокоился, а Сеня, вспомнив давнюю страсть к Ровену, наоборот, загрустил. Впрочем, ненадолго. Кроме появившихся на окраинах Эльфабада древодомов, город претерпел и еще одно изменение. Если раньше улицы его были почти пустынны, то теперь они, напротив, просто ломились от толп. Существа российским милиционерам по дороге в гостиницу встречались самые разные. Были тут и знакомые — гномы, кентавры, орки, эльфы, феи, дриады и прочие, но немало было и таких, о которых путешественники даже и не слышали — одна только перекатывающаяся сама по себе куча камней с глазами чего стоила!

Ну а от грустных воспоминаний Сеню отвлекли три удивительно красивые девицы, одетые более чем откровенно. Увидев их, Рабинович вытаращил глаза, да и у Жомова с Поповым отвисли челюсти. А когда девицы еще и, игриво рассмеявшись, помахали таращившимся на них милиционерам ручками, кое у кого — не будем показывать пальцем! — где-то ёкнуло.

— Жомов, пасть закрой, а то глаза завяжу, — одернул друга Сеня. — У тебя Ленка дома. Вот узнает, как ты на всяких девочек слюни пускаешь…

— Ага, узнает! Только если ты ей скажешь, — недовольно буркнул омоновец, но рот всё-таки закрыл.

— Почему я? У нас еще и Попов есть, — тут же отмазался Рабинович и, прежде чем Андрей возмущенно завопил, толкнул лепрекона в плечо, кивком показывая на девиц. — Это кто такие? Откуда?

— А-а, тьфу ты! Нашли на кого смотреть, — брезгливо поморщился Лохич.