Оригинал не шел ни в какое сравнение. Мы знали, что будет безупречно, и не ошиблись.

Я спросила:

— Джереми, хочешь обратиться к благодарным потомкам?

Один из мальчишек спросил:

— А что такое «благодарные потомки»?

Мать ответила:

— Благодарные потомки, мой мальчик, это люди, которые тебя помнят.

Джереми взглянул в камеру и неторопливо послал в объектив воздушный поцелуй.

— Приветствую вас, грядущие поколения. Рад наконец-то с вами встретиться. — Это был крайне волнующий момент, словно душ из лепестков цветущей сливы, что сыплются в апреле на ветровое стекло. — Рад, что вы к нам присоединились.

— Речь! — Мать безнадежно перебрала коньяку.

— Грядущим поколениям и всем, присутствующим в этой комнате, желаю мира, процветания и долгой, прекрасной жизни. — Он послал еще один воздушный поцелуй в камеру. — До встречи. Не ссорьтесь.

В комнате стало тихо. Нэнси, со свойственным ей прагматизмом, нарушила безмолвие:

— Давайте, что ли, торт резать.

Мальчишки устроили перепалку, кому зажигать свечи. И странное ощущение ушло. Я выключила магнитофон.

— Там еще есть. Мы устроили караоке-марафон. Близняшки вроде бы могут петь наоборот. Уильям — нет.

Райнер сказал:

— Я могу переписать для вас попозже.

Клаус медленно покачивался. Полицейский оставил нас, и я села возле потрясенного отца Джереми на кресло.

— Знаете, следователь мне ничего не рассказывал. У вас есть дети?

Кертец был сражен.

— Нет.

— Вы когда-нибудь были женаты?

— Я? Нет. К сожалению, мои причуды моментально отпугивали молоденьких газелей.

Мы замолчали, и Клаус попросил разрешения посмотреть кассету в одиночестве. Я оставила его.

Несколько лет назад я стала обедать в больничном кафетерии. Кормят там вполне сносно, но цель моих визитов была иной. Я наблюдала за людьми, пытаясь вычислить, какие внутренние драмы занимают моих сотрапезников. Столь нехитрое занятие помогало внести в собственную жизнь хоть толику интереса. Когда полчаса спустя в дверях видеозала появился Клаус, мне сразу вспомнились ожидающие из больничного фойе. Их многое объединяло: походка человека, утратившего последнюю надежду, адская боль в душе, беспомощный взгляд. Райнер позвал Кертеца в кабинет и пригласил присоединиться к нам.

К тому времени Клаус успел расставить все точки над «i» и понять, почему я приехала в Австрию. Он сказал:

— Вы думаете, я вас изнасиловал, да?

— Понятия не имею.

— То есть вы вообще ничего не помните?

— Ничего. — Повисло тягостное молчание. Я сказала: — Пожалуйста, расскажите мне все.

Он начал:

— Вряд ли мой рассказ соответствует вашим ожиданиям. Мы поднялись на крышу той ужасной дискотеки; целой компанией, человек восемь, наверное. Все порядком выпили, но вы накачались больше других.

— Это я помню.

— Мои друзья вели себя как самые заурядные подростки: плевались с крыши, бросали шутихи. Я бы и сам к ним присоединился, да боялся оставить вас в таком состоянии. Парни даже меня поддразнивали: «Сюси-пуси. Ой, глядите, какая нянька». И в том же роде. Потом пацаны решили спуститься вниз, чтобы закинуть удочки насчет ваших разбитных подруг, так что мы остались вдвоем. Я думал, как бы спустить вас обратно в зал, потому что это была задачка не из легких. Мало того, что крыша была покатая, мешали трубы, какие-то железные коробки и провода. А вы, хм, довольно…

— Я крупная женщина, Клаус.