— Тебе страшно?
— Нет.
— А фермеры напуганы?
—Да. Они пятятся от костей. Поняли послание: несчастные покинутые людишки, никому до вас теперь нет дела, вы одиноки и заброшены. Они перестали быть людьми — это куклы, пугала, манекены. Их единственное спасение — проникнуться верой в голос, который их предал.
Это было финальное видение Джереми. Впоследствии проскакивали кое-какие фрагменты, но рассказ о земледельцах так и остался единственной законченной историей; жаль, что я так и не узнаю, какая же участь их в конце концов постигла.
— Хочешь крекеров? Может, супчика попозже?
— Звучит заманчиво.
— Я выскочу на минутку в магазин. Скоро буду.
В ту ночь простуда перешла в грипп. К рассвету понедельника у сына развился жесточайший бронхит, и в обед я повезла его в больницу. На дороге было тесно, как в нашей конторе со стеклянными переборками.
Джереми положили на койку и каким-то подобием пылесоса буквально отсосали слизь из его легких. До сих пор не могу забыть скучающего лица медсестры, точно она прибиралась в опостылевшей каморке. Я никогда раньше не находилась рядом с больным человеком, и мне пришло в голову, что, наверное, такое выражение лица уместнее всего при уходе за пациентом. Как бы там ни было, я знала, что придется на некоторое время отпроситься с работы, и безотлагательно позвонила Лайаму.
Потом зашла в магазинчик сувениров, прикупила журналов и жевательной резинки, поднялась к Джереми и села у постели. К концу дня в мыслях у него прояснилось.
— Черт, вот невезуха. Опять я здесь.
— Так уж вышло.
Он обвел комнату сердитым взглядом, будто его оставили в школе после уроков, а затем посмотрел на меня.
— Это серьезно?
— Врачи не могут сказать, что у тебя было: простуда или грипп, но заболевание перешло в воспаление легких, и вот ты здесь.
Он снова посмотрел на стены, а потом уставился в потолок.
— Слишком жесткий матрас; могли бы подстелить четырехдюймовый слой полиуретана. Интересно, чем его опрыскивают для дезинфекции?
Я сказала:
— Хорошо хотя бы он откидывается вверх.
— Я совсем забыл. А где кнопка? — Пульт лежал под рукой, и я подала его Джереми. Тот начал возиться с постелью, как Уильям когда-то играл со стареньким набором гоночных автомобилей. — Ну вот, теперь хоть похоже на матрас.
— Вообще-то, Джереми, это самый настоящий «комплекс для сна», — ласково пошутила я.
— Когда выберусь отсюда, буду вести бизнес исключительно с учреждениями. Вот где золотое дно.
— Даже так?
— Да. Теперь концепция крепкого здорового сна уже не мое личное дело.
Через час Джереми потерял сознание и пролежал так несколько дней, приходя в себя и снова погружаясь в ли хорадочное забытье. Он смотрел на меня, хотя я до сих пор не уверена, узнавал ли. Что мне довелось пережить!
К следующим выходным Джереми смог вернуться домой, но вот двигательные функции сильно нарушились. Он дрожал, замирал и с трудом удерживал в руках даже ложку. Я была для него матерью и нянькой, пришлось привыкать к тому, что он не только мой сын, а еще и взрослый мужчина.
Несколько дней спустя у Джереми случился рецидив: его охватил злостный, отвратительнейший грипп. Бедняга горел и метался в поту; он взмок, как подмышки у гориллы, им словно полы мыли в борделе, будто… не знаю, добавьте сюда первую же омерзительную метафору, какая придет вам в голову. Я целыми днями не отходила от кровати, отирала ему пот со лба и делала все, что полагается хорошей сиделке. Практических навыков по этой части почти не требовалось; должно быть, умение ухаживать за больными заложено в нас природой, как у птиц — умение строить гнезда. |