Я почти миновал кабак, когда кто-то хриплым голосом окликнул меня. Это был Замбо. Я остановился, но поспешил предупредить, что спешу на работу. Но тут дверь распахнулась, и Замбо потащил меня в кабак:

— Да зайди же ты! Я тебя не заставляю пить. Поешь супчика.

Суп оказался жидким и безвкусным, но, обильно сдобренный солью и уксусом, был терпимым. Антон налил себе стакан вина, опрокинул его в горло, будто принимал лекарство, и скорчил брезгливую гримасу. Я посочувствовал ему: то было время не вина, а бормотухи — мерзкой и содержащей больше оцветителей, чем винограда, так что после принятия внутрь известной дозы губы начинали чернеть.

— Зачем ты пьешь так рано? — спросил я, увидев, как он дернул и второй стакан.

— Рано? — он бросил на меня апатичный взгляд. — Поздно, а не рано! Но что поделаешь, если эти пентюхи открывают аж в семь… Ты представить себе не можешь, что творится у меня в голове, пока я не пропущу стаканчик. А приходится ждать до семи…

— Ну тогда держи бутылку дома про запас.

Замбо иронично прорычал:

— Если я буду иметь про запас, то не лягу, пока не прикончу его. А значит, опять останусь без запаса.

Я сделал знак официанту, чтобы принес счет, но тот был слишком занят соседними столиками и не обратил на меня внимания. Антон осушил еще стакан.

— Да, нет уже таких кабаков, как в дни нашей молодости, где можно было пить до утра, — с ноткой ностальгии в голосе пробормотал он. — Хочешь — не хочешь, а возвращаешься домой сразу же после полуночи, а в три или четыре сна уже ни в одном глазу… И хорошо, потому что меня мучают такие кошмары… не приведи господь… Но только проснусь, как начинают сразу же звонить колокола…

— Какие колокола?

— Откуда я знаю, какие… Такие, какие звонят у меня в ушах… Звонят до умопомрачения…

— Как на пасху…

— Какая там пасха!.. Эти другие… Эти жуткие… Просто спятить можно… Те, что басовитые, еще ладно, хотя и кажется, что они разнесут череп, но те, что дребезжат высоко и пронзительно, будто вонзаются иглы в мозг… от этих просто спятить можно…

— Ну так завяжи, Антон.

Озлобленный на назойливые колокола, он даже не услышал меня:

— Встаешь, ходишь, вертишься как кошка в чулане, а они не перестают… А если вдруг перестанут, то начинается шебаршение… Слышу, кто-то шепчет на ухо.

— Что шепчет?

— Сам хочу понять, все прислушиваюсь, как дурак, да ничего понять не могу, напрягаюсь, матерюсь, но не могу уловить ничего членораздельного, а лишь это шушу, шу-шу, шу-шу, а потом все снова, просто спятить можно…

— Завяжи, — повторил я.

— Невозможно, — ответил он и вылил в стакан остатки вина из бутылки. — У тебя наберется денег еще на одну?

Оказалось, что наберется.

— Невозможно, — повторил Замбо, успокоившись, что на сегодня, по крайней мере, хоть на часть дня, выпивкой он себя обеспечил. — Перестану — созрею для психиатрички.

Я мог бы сказать ему, что он и так созрел, но какой прок.

— В психиатричку я не согласен! — категорично замотал головой мой друг. — Лучше сдохнуть в кабаке, чем попасть в психиатричку!

— Тогда тебе будут шептать на ухо разные невидимки…

— Анонимные идиоты! — уточнил Замбо. — Даже имени не знаешь, чтобы выматерить.

Потом философски, так как вино уже начало оказывать на него успокаивающее действие, добавил:

— Пусть шепчут.