В созерцанье моем перевились пунцовые змеи…

И твой образ во мне – что глоток цепенящего сока…

Мне тебя презирать? Посчитать ли презренье игрою?

Словно веер в жару, мне твой голос молчащий отраден —

Только веер закрытый – а если прельщусь и открою,

Расколю этот Час, где во чреве полно червоядин.

Перевяло цветов – сколько было и больше, чем было…

И хребтов перегиб – не согбен, а согбенья согбенней…

Я собор немоты созидал из любовного пыла,

Там любая ступень – только первая между ступеней…

Виснет в воздухе смех… И крадется вблизи соглядатай…

Девы саваны ткут, чтобы вдовые ткачки уснули…

О, твоя немота – немота оживающих статуй,

Аромат хризантемы, предузнанный в знойном июле.

Надо все поменять – чтоб мосты разобрались на бревна,

Испрошились холмы и землею засыпались реки;

Надо выровнять все, что на этом пейзаже неровно,

Надо просто завыть – будто злая пила в лесосеке.

А сказать напрямик, нам несбыточных надо пейзажей…

Каждый день все одно… Осмелей и завесу раздерни…

Я внимаю тебе – моя внимчивость лепится сажей

На твою немоту, что сюда низлетает из горней.

Так же сладостен вечер, как сладостно жить не сиротке…

Вся небесная ширь вполовину улыбки светлится…

Я мечты о тебе тереблю, как монахиня четки…

Я тебя узнаю – и ты чахнешь, как роза в петлице.

Нам обняться с тобой, нам бы сделаться фрескою дальней!

Двоекрасочным стягом взноситься все выше и выше!

Безголовая статуя, полная праха крещальня.

И знамена поверженных с надписью – «Сим победиши!»

Что-то мучит меня – даже рядом с твоей благостыней…

Отчего-то во мне – только одурь и ужас беспутий…

Я себя не пойму… Я с душою своею в размине…

Я заочно любим – по ту сторону собственной сути…

Из цикла «Крестный путь»

1. «Я забываю промысел бродяжий…»

Я забываю промысел бродяжий,

И к речке мгла осенняя примята,

И сердцу стала гостией утрата…

И в нем – дороги, не узнать, куда же…

Со мной стряслись могильные пейзажи…

Лицо твое, как небо, серовато;

Последние свечения заката

Еще о чем-то шепчутся на кряже…

И мне на плечи, к истине слепое

И судорогу расщемив гадливо,

Мое былое, полное прибоя,

Взвалилось под морозным небосводом.

Шагает осень похоронным ходом

Вдоль по дороге моего надрыва.

4. «Позволь, арфистка, целовать позволь…»

Позволь, арфистка, целовать позволь —

Но не ладонь, а взмах твоей ладони:

Чтоб этот Жест во глубине бессоний

Стал только Жестом, обернулся столь

Бесплотным и уже избывшим боль,

Сколь стали на старинном медальоне

Коленопреклоненные в короне,

Которых вящий покорил король.

Ты сделалась прибытком и разором,

Луною, что крадется по озерам,

Когда вокруг чернеется камыш…

Ты отзвук в сталактитовой пещере;

И если обретением даришь,

То только обретением потери.

5. «Своих часов бессонный шелкопряд…»

Своих часов бессонный шелкопряд,

Ты ускользаешь наподобье тени,

Отсрочивая для своих молений

Уже давно предвещанный обряд.