|
Долорес подняла на меня свои темные глаза, они, казалось, смотрели прямо в меня – и в то же время куда‑то дальше. Заглянув в них, я ничего не узнал, только снова почувствовал такую же слабость, как и в тот момент, когда впервые увидел Долорес в подземке: она была невообразимо прекрасна. Как она может не замечать моих чувств? А потом я увидел тот самый отвратительный синяк у ее глаза, уже бледнеющий, и понял, что сейчас Долорес думает только о выживании. Из‑за света, падавшего из окон, я увидел тени, которые тревога и усталость бросили на ее лицо. Ее губы были полуоткрыты, словно она собиралась что‑то сказать.
– Ну, – снова начал я, – насколько я понимаю, вам сегодня негде ночевать. – Да, мистер Уитмен. – Джек, – поправил я ее. – Ладно. Наши слова эхом отражались от высокого потолка с пышной лепниной. – Вы можете пожить здесь... остаться на пару дней, – промямлил я, стараясь говорить непринужденно, – или подольше... У нее вырвался короткий, напряженный вздох облегчения. – Я очень за это благодарна... Не знаю, как это я так запуталась. Я сама могу выдержать что угодно, но она еще совсем малышка, понимаете? Я молча кивнул. Медный термометр тихо задребезжал – под землей прошел поезд. Мария взяла мать за руку и стала перебирать ее пальцы, вполголоса их пересчитывая. При виде этой трогательной картины я понял: что бы ни случилось позже, я все‑таки даю этому ребенку пристанище на ночь. Долорес обвела глазами комнату, остановив взгляд на раздвижных стеклянных дверях, ведущих в столовую. – Я никогда не видела таких домов. – Ну, их принято было отделывать красным деревом. – Я всегда жила в квартирах, – продолжила Долорес. – Я всю жизнь жила в тесных квартирках. Я смотрел на ее глаза, нос и губы. И молчал. – А эта мебель? – спросила она. – Большую часть купила моя жена. Мария спрыгнула с колен матери: – Мне тут нравится! – Мы заглянули в другие комнаты, знаете, чтобы посмотреть, – призналась Долорес, слегка улыбнувшись. – Только на этом этаже. Он такой большой! В этом доме легко можно поместить три или четыре квартиры! Я вдруг понял, что время позднее, а они, наверное, не ели. Я заказал нам еду в китайском ресторане, а потом повел Долорес и Марию вниз, ощущая спиной ее взгляд. Квартира еще требовала ремонта, но краска была достаточно свежая, спальня выходила на мощенный кирпичом дворик и клумбы, где уже появились заросли ипомеи. – Я сдавал ее внаем, – сказал я Долорес. – Но когда мой последний жилец потерял работу и уехал из города, я так и не собрался снова ее сдать. Здесь есть кровать, стол и прочее. Мне эти комнаты не нужны. Они пустовали, тут никто не жил. Долорес посмотрела на меня так, словно я пытался оправдываться. Небо уже потемнело, но мы вышли на двор и стояли рядом друг с другом под темными кленами. Мария пошла в сад, прикасаясь к цветам, казавшимся в сумерках полупрозрачными. – Мне нужно задать вам несколько вопросов, – негромко сказал я Долорес. – Я задал бы их сегодня днем, но у меня совсем не было времени. Я хочу узнать про вашего мужа, что там за история. Она кивнула: – Гектор очень зол из‑за того, что я от него ушла, понимаете? Мы были семьей, но я ушла от него с Марией – все стало слишком дико. – Что случилось? – инстинктивно спросил я. – Ничего не случилось, – ответила Долорес. – Я просто... Все стало дико, мы все время ссорились, и все такое. – Она отвела от меня взгляд. – У нас не было денег, жить всегда было трудно, понимаете? – Он может прийти сюда, искать вас здесь? – Нет, потому что он не знает, что мы здесь, – сказала она. |
