Кроме того, Триана прихватила с собой одну хитрую Штучку: конус из металла, отполированного до зеркальното блеска, с ручкой на конце. Она заставила светящийся шар спуститься и осторожно упрятала его в конус. Теперь она сможет освещать то, что ей захочется, и свет не будет слепить ей глаза, да и этот дурацкий шар не будет болтаться над головой. И Триана, подсвечивая себе конусом‑светильником, начала пробираться сквозь груды хлама к отверстию, расположенному в дальней стене зала.

Вскоре Триана пожалела, что слишком хорошо видит все, что валяется у нее под ногами. Луч шарил среди веток, листвы и всякого мусора, и Триана волей‑неволей замечала лежащие среди этого мусора отдельные детали доспехов – и кости.

Даже если она бы вдруг отчего‑то не признала в этих доспехах эльфийскую работу, кости принадлежали отнюдь не животным – и не людям‑рабам.

Когда в пятне света оказался эльфийский череп и глянул на нее темными провалами глазниц, по спине у Трианы побежали мурашки. Триана знала, что здесь произошло нечто ужасное, но одно дело – знать, и совсем другое – видеть свидетельства небывалого бедствия.

Ее пробрал озноб, и вызван он был вовсе не промозглой сыростью пещеры. Триане захотелось кинуться обратно к веревке и поскорее выбраться обратно, и она с трудом сдержалась. Что бы здесь ни произошло, это стряслось давным‑давно. Так что до нынешних времен тут не могло сохраниться ничего, даже призраков. И все же Триане почудилось, будто она чувствует дуновение древней смерти, запах костей, рассыпавшихся в труху, и ужаса, и ей невольно представились некогда происходившие здесь кошмарные сцены. Это не добавило ей душевного равновесия.

И тем не менее Триана продолжала продвигаться вперед, только стала старательно отводить взгляд, едва лишь замечала боковым зрением что‑нибудь белое и достаточно крупное.

Что это за шепот, доносящийся из темноты? Что это за неуловимые движения, будто движется не кто‑то в тени, а сами тени? Триана решительно сказала себе, что бояться нечего. Только глупые рабы верят в призраков. Но…

Но из темноты и вправду доносились какие‑то звуки, которые могли быть эхом, а могли и оказаться чем‑то другим. Триана понятия не имела, что же могло убить столь многих эльфов за столь краткий срок. А рабы поговаривали, будто души тех, кто умер насильственной смертью, задерживаются в мире, алкая утраченной жизни и стремясь отомстить за свою смерть всем живущим.

Триана поймала себя на том, что дергается от каждого неожиданного звука и что ей не терпится поскорее добраться до дальней стены, до прохода, ведущего в глубь пещеры.

Ей казалось, что стоит ей дойти до следующего зала, и дорога будет свободна. Но она ошибалась.

Если в первом зале пол был усыпан разбросанными вещами, то здесь они образовывали настоящие завалы. Кто‑то – должно быть, Киртиан со своими людьми – проложил путь сквозь эти груды. Но если бы вещи не рассыпались от малейшего прикосновения, на подобную расчистку ушло бы не меньше недели. Вход загромождали повозки беглецов, и повсюду валялось множество костей – так много, что теперь отзвук древнего гниения уже не был плодом воображения Трианы. Были там и крупные кости – кости давно позабытых тягловых животных. Они погибли вместе с хозяевами, запутавшись в дышлах изломанных повозок. Похоже было, что всех их захлестнула волна паники, заставившая рваться вперед, не разбирая дороги.

И снова эльфийские кости, на этот раз – без доспехов.

Женщины? Старики?

Обломки повозки, заполненной небольшими хрупкими скелетиками. Триана не сразу осознала, что некогда это была повозка, полная детей.

Это просто не укладывалось в голове. Эльфийских детей вообще мало кто видел, за исключением членов семьи.