– "И у меня тоже. И дело не только в этом жужжании.

Тут что‑то есть. Кажется, оно спит – и мне совершенно не хочется его будить. – Он умолк и взглянул куда‑то вбок. – Огонь и Дождь! Ты только взгляни на магические светильники!"

Шана прикусила губу, перевела взгляд и увидела, что зажженные Киртианом магические светильники медленно пульсируют, и свет их то усиливается, то ослабевает. Заметил ли это сам Киртиан? Заметит ли?

– "Кажется, что‑то понемногу вытягивает из них силу, – сказал Кеман. – Киртиан машинально подбавляет ее, и все начинается сначала. И что‑то мне подсказывает, что тут лучше не пользоваться никакой сильной магией.

Она может.., может что‑то разбудить".

Может что‑то разбудить… Так, значит, Кеман тоже это ощущает. Ощущение присутствия усилилось, хотя гудение где‑то в затылке осталось на прежнем уровне.

– "Тогда нам, наверное, стоит пойти за Киртианом", – неохотно произнесла Шана.

И они зашагали по пыльному полу пещеры, мимо странных, изломанных конструкций из металла, стекла и еще каких‑то незнакомых материалов. Конструкции эти выглядели угрожающе. Они нависали у Шаны над головой, дыша какой‑то неизъяснимой угрозой. Хотя дышать им вроде как и нечем…

Шана почувствовала, что по телу у нее побежали мурашки, и лишь несколько мгновений спустя заметила, что конструкции вовсе не стоят так уж упорядочение, как ей показалось на первый взгляд.

И что не так уж хорошо они сохранились. Вон там, в глубине, две перемешались между собой, как будто врезались друг в дружку. А вот ту сплющил увесистый кусок скалы – наверное, отвалившийся от свода пещеры. А вон та валяется на боку.

А с этой что такое? Расплавлена она, что ли? Да, вот этот бок просто просел, а вон там отдельные детали напоминают по виду сливочное масло, которое подтаяло, а потом опять застыло.

Негромкие голоса, донесшиеся из‑за этого механизма, подсказали Шане, где сейчас находится Киртиан. Но в голосах этих слышалось такое горе, что Шана с Кеманом невольно замедлили шаги и осторожно выглянули из‑за угла.

Киртиан стоял лицом к каменной стене, напряженный, закаменевший, словно эта стена. В первый миг Шана заметила лишь, что этот камень тоже напоминает подтаявшее и заново застывшее масло, как и металл разрушенного механизма.

А потом она заметила силуэт в скале. Да, именно в скале – словно некий чудовищный барельеф, словно несчастное насекомое, увязшее в смоле и навеки законсервированное там, словно причудливый торт в тонкой прозрачной глазури. Но более всего это кошмарное зрелище напоминало глыбу льда, в которую во время бурана вмерз какой‑то несчастный, и ледяная корка сохранила неживое тело.

Это был мужчина, эльфийский лорд, вмурованный в гладкую каменную поверхность, в растаявшую и вновь застывшую скалу. Нет, это не был барельеф – разве что тут потрудился какой‑то безумный скульптор. Но никакой скульптор не передал бы то выражение беспредельного, невыносимого ужаса, что застыло на лице несчастного.

Шана не видела сейчас лица лорда Киртиана и могла лишь порадоваться этому. Сама его поза была настолько красноречива, что поведала Шане все – и даже больше, чем ей хотелось бы знать, по правде говоря.

Сказать, что он переполнен горем, было бы слишком мягко. Он мог в любой миг разразиться воплем отчаяния – и у него были на то все основания.

Ибо несчастный, заключенный в скале, не мог быть никем иным, кроме как отцом Киртиана. Если бы Киртиан нашел его кости и мог лишь гадать, как именно тот погиб, это уже было бы достаточно скверно. Но то, что предстало его глазам, было неизмеримо хуже – миг смерти, уловленный и запечатленный навеки.

Шана не настолько хорошо знала Киртиана, чтобы пытаться сейчас утешить его. Но ясно было, что он нуждается в утешении – и точно так же было ясно, что он не сможет принять его от тех, кто стоит сейчас рядом с ним.