Но кто же это? Кто и зачем мог последовать за ним сюда? Это не кто‑нибудь из вассалов лорда Киндрета – никто из них не знал, куда именно направился Киртиан, – и уж конечно, не кто‑нибудь из его собственных вассалов.
Жертва рыдала и кричала, но ужас делал ее слова неразборчивыми. Слушать это было невыносимо.
«Нет, никто из них не последовал бы за мной – просто потому, что не смог бы. Они совершенно не приспособлены для странствий в глуши, хвала Предкам».
Но еще страшнее воплей была стоящая за ними тишина. Механизм не издавал ни единого звука.
Единственный, кто мог бы последовать за Киртианом и кому хватило бы на это ловкости, – это Джель. Но это точно не Джель бьется сейчас в когтях чудища.
И все‑таки голос был знаком Киртиану.
Так кто же это? Киртиан прислушался, стараясь разобрать вопли несчастного – может, хоть какая‑то зацепка будет? От страха у него пересохло во рту и противно заныло под ложечкой. Что же, выходит, это кто‑то из его врагов? Но кто из врагов увязался бы вслед за ним на опасное дело, охоту за волшебниками – все ведь считали, что именно ради этого Киртиан сюда отправился? Может, этот враг стремился выведать что‑нибудь такое, что позволило бы скомпрометировать и опозорить Киртиана? Возможно, он хотел найти – или сфабриковать – какие‑нибудь сведения, которые можно было бы использовать во вред Киртиану. А может, он вообще надеялся подстроить какой‑нибудь «несчастный случай» – здесь, в глуши, где нет никаких свидетелей. А что, Аэлмаркин бы с удовольствием…
«Предки! – Киртиан был ошеломлен. Теперь до него дошло, почему в воплях, заполнивших пещеру, ему чудилось что‑то знакомое. – Это же Аэлмаркин!»
Нет, в том, что Аэлмаркин ненавидел Киртиана достаточно сильно, чтобы попытаться скомпрометировать его или даже убить, ничего удивительного не было. Но чтобы он ради этого осмелился отправиться в глушь… Это было настолько не похоже на Аэлмаркина, что Киртиан даже не мог упрекать себя за то, что раньше не подумал о такой возможности. Его злейший враг…
Умудрившийся случайно напороться на эту штуку.
К счастью, Киртиану особо некогда было терзаться угрызениями совести и размышлять, не должен ли он все‑таки попытаться спасти Аэлмаркина. Раздался жалобный вой, пол перечеркнула светящаяся полоса, и крики оборвались. Воцарилась тягостная тишина. Трое притаившихся под машиной – к счастью, она по‑прежнему оставалась безжизненной – застыли, боясь перевести дух.
Киртиану отчаянно хотелось кинуться к выходу из пещеры, но он заставлял себя сидеть недвижно. Кто его знает, каким оружием оснащено это чудовище?
«Никакой магии, – решительно сказал себе Киртиан. – И уж в особенности – никаких молний‑стрел». Если именно это чудовище вытягивало магию из их магических светильников и нажралось ею – то какие же силы ему придаст молния‑стрела? Или, хуже того, вдруг эту силу впитают другие механизмы и тоже оживут? Киртиан был уверен, что это не она убила отца – хотя наверняка он пробудил кого‑то из этих чудищ, скорее всего, за счет использования магических светильников. Эта машина была отъявленным убийцей; а им определенно незачем просыпаться в доли секунды!
Так что же можно использовать против этого чудовища, если магия под запретом?
«Луки и стрелы не годятся. Мечи тоже. А больше у нас Ничего и нет».
Послышалось жужжание, поскрипывание металла – и внезапно в скалу на том самом месте, где совсем недавно находился Киртиан со своими людьми, врезалось нечто, напоминающее огромное перевернутое блюдо на трех ножках. Врезалось и грохнулось вниз, подняв облако пыли. Секунду спустя за первым «блюдом» последовало второе и разбило одну из ламп.
Еще через мгновение рядом со вторым блюдом упало обмякшее тело Аэлмаркина. |