По ее расчетам я должен был умереть в своей комнате! Я прокрался по длинным полутемным коридорам; вот и комната Аврелии, я стоял у ее двери как зачарованный.

Мне виделась она, она парила передо мною, преисполненная любовью, как в том видении; она влекла меня за собою, и я не мог не последовать за ней. Дверь открылась, послушная моей руке; я был уже в комнате, дверь в будуар была приоткрыта, оттуда тянуло духотой; одуряющее веянье пуще распалило меня, я задыхался.

Из будуара доносились глубокие жалобные вздохи; даже ей, наверное, снилось предательство и убийство; я слышал, как она молится во сне.

«Торопись, торопись, что ты медлишь, мгновенье промчится», ― подталкивало меня изнутри нечто непостижимое.

Я шагнул было в кабинет, когда тишина позади меня взорвалась криком:

― Ах ты, презренный! Брат убийца! Наконец-то ты мне попался! ― Казалось, меня схватил великан.

То был Гермоген; мне потребовалась вся моя сила, чтобы вырваться; я бросился прочь, но он снова вцепился в меня сзади и в бешенстве принялся грызть мне шею.

Я не помнил себя от боли и ярости, но осилить его мне не удавалось; наконец я изо всех сил оттолкнул его, а когда он снова напал на меня, я нашарил мой ножик; я пырнул его раза два, он захрипел и повалился на пол. Глухой шум разнесся по всему коридору, ибо поединок отчаянья выдворил нас из комнаты.

Гермоген упал, а я как затравленный зверь устремился вниз по лестнице; по всему замку надрывались уже голоса: «Убийство! Убийство!»

В темноте мельтешили горящие свечи, поспешные шаги слышались в длинных коридорах; страх сбил меня с толку и загнал меня на безлюдную угловую лестницу.

Шум и свет преследовали меня, уже поблизости от меня слышался ужасающий крик: «Убийство! Убийство!» Я узнал голоса барона и Рейнгольда, они науськивали слуг.

Как ускользнуть, где притаиться?

Когда я шел убивать Евфимию ножом, которым только что зарезал безумного Гермогена, я думал, что просто выйду с окровавленным орудием убийства в руке и в страхе перед моей таинственной властью никто меня не остановит; однако теперь я сам изнывал от смертельного страха. Наконец, наконец я выбрался на спасительную лестницу; сутолока переместилась в комнаты баронессы, вокруг стало потише; я спустился в три могучих прыжка, портал был в нескольких шагах. В коридорах снова задребезжал пронзительный крик; что-то подобное я уже слышал в прошлую ночь.

«Так она мертва, она убита ядом, который предназначала для меня», ― невнятно сказал я себе. Из комнат Евфимии снова хлынул свет. Аврелия отчаянно взывала о помощи. И снова ужасный вопль: «Убийство! Убийство!» Это несли труп Гермогена.

«Не упустите убийцу», ― я узнал голос Рейнгольда.

Я не мог сдержать гневного смеха, его отзвуки гудели в коридорах и в зале, и мой голос был не менее страшен:

― Безумцы, вы хотите изловить рок, обрушившийся на преступных богохульников?

Они услышали меня, они столпились на лестнице недвижно, как зачарованные. Я больше не думал о бегстве, я бы вышел к ним, я бы громовыми глаголами поведал о Божьем отмщении, постигшем святотатцев. Однако ― о ужас! ― передо мной возник Викторин весь в крови, оказывается, то были его слова.

Ужас шевелил волосы у меня на голове; обезумев от страха, я бросился в парк!

Выбравшись оттуда, я услышал, что меня преследует конский топот; силы оставили меня, а надо было спасаться; корень дерева ― и тот подстерегал меня; я споткнулся, и лошади встали надо мной. То был егерь Викторина.

― Спаси вас Христос, милостивый господин, ― сказал он, ― в замке что-то неладное. Кричат об убийстве. Вся деревня поднялась. Все может быть; хорошо еще, что ангел внушил мне седлать коней и скакать сюда из городка; ранец приторочен к седлу, в нем вы найдете все, что вам требуется, милостивый господин. Ведь нам с вами не по дороге, там ведь что-то худое приключилось, не правда ли?

Я подтянулся и, садясь в седло, отправил егеря обратно в городок, обещав потом с ним снестись.