— А ты ничего, не такой гад, как другие! — проговорил он.

Энтони оглянулся.

— Ну, спасибо, — поблагодарил он и вышел в коридор. Его взволновало это наивное одобрение. Каким-то непонятным образом он чувствовал, что его жизнь будет переплетена с жизнью этих двух детей. Поэтому оценка мальчика была для него важна. Несмотря на усталость, Энтони чувствовал себя превосходно.

У входа в собор святого Павла, за колоннами, в вечернем полумраке стоял высокий мужчина. Явно ожидая кого-то, он старался быть незаметным. Когда часы пробили пять, мужчина поднялся по лестнице и вошел в собор. Звук шагов по мраморному полу гулко отдавался в тишине. Похолодало. Он надел пиджак и сел недалеко от выхода.

Через несколько минут появился второй. Приблизившись к скамейке, он заметил поникшую фигуру друга. Полумрак не мог скрыть боли и страданий на его лице. Розенбург тяжело вздохнул. Вернуться бы в счастливое прошлое, подальше от горького настоящего. Он проговорил всю ночь с Руфью, и она убедила его, как надо поступить, зная о предательстве Лоренцо. Он не мог допустить, чтобы его друг уничтожил себя и разрушил свое будущее.

— Ты что-нибудь узнал, Дэн? — Страшное отчаянье прозвучало в голосе друга. Разговор предстоял тяжелый.

— Дела паршивые, Ник. — Он опустил глаза. — Тебе здесь больше делать нечего. Все кончено. Твоя девчушка умерла по дороге в больницу. Извини, но это все, что мы смогли узнать. — Розенбург закрыл глаза. Стало слышно тяжелое дыхание Ника, с трудом сдерживающего себя.

— Но как они могли найти их, Дэн? — Голос Ника дрожал. — Я был так осторожен! До сих пор не могу понять. Господи! Лучше бы это случилось со мной! Это я был нужен Лоренцо. — Он остановился. — Просто я хотел использовать свой шанс. Что в этом плохого? Я не подонок, Дэнни, ты ведь знаешь. Я старался быть честным.

— Да, может быть. Но Лоренцо играет не по правилам.

Взгляд друга был устремлен вперед, и Розенбурга прошил холодный пот от жестокой и холодной усмешки, искривившей его губы. Он сунул в карманы задрожавшие руки.

— Он не должен удрать, Дэн, — жестко произнес Ник. — В эту игру можно сыграть дважды.

Розенбург встал. Последние слова друга обеспокоили его. Ник стоял на его пути, мешая ему, но он желал быть великодушным. Розенбург повернулся к Нику.

— Не будь сумасшедшим, Ник! Тебе не достать Лоренцо. Он сейчас слишком силен. Оставь его играть в эти грязные игры и не дай убить себя — двоих достаточно! — Он сказал так, умышленно причиняя боль Нику. — Зачем ворошить прошлое? Сражаясь с Лоренцо, ты никого не вернешь. Покинь Лондон. Оставь эти вонючие дела и найди дорогу получше. Кати никогда бы не согласилась, чтобы ты пожертвовал своей жизнью ради них.

Напоминание о Кати болью отразилось на лице друга. Ник встретился взглядом с Розенбургом и спокойно произнес:

— Я сейчас уйду. Ты прав, Дэн, мне нужно уехать. Но я не хочу ничего забывать — я никогда не забуду этого ублюдка. Он убил Кати, убил моего ребенка. Этого я не забуду!

Ник поднялся и, повернувшись к Дэну, взял его за руку.

— Спасибо тебе, мальчик Дэнни.

Розенбурга бросило в дрожь от этого детского имечка. Он отрешенно кивнул головой. Ник сказал:

— Возьми, что ты сможешь взять у него. Спасибо тебе. Вспоминай меня!

— Береги себя, — напутствовал друга Розенбург.

Дэнни повернулся и быстро пошел вдоль рядов, растворяясь во мраке собора.

Розенбург смотрел ему вслед. Дрожь в руках не унималась. Он прошел по церкви и остановился перед громадным, богато украшенным золотом алтарем. Работа его сделана, но чувство вины впервые причиняло ему боль, и это раздражало.