— О, боже, неужели никто мне не поможет! — простонал Фрэнк и внезапно захохотал глухо, неестественно. — Да-да, Филипп, я сказал «боже», наверное, это значит, что я добрый христианин!

Сотрясаясь от судорог смеха, он пополз по дороге. Коттедж. Свет в окне. Фермер за утренним завтраком. У Фрэнка вырвалось рыдание. Наконец-то!.. В ответ на стук фермер отворил дверь, поднял лампу и, едва взглянув на Фрэнка, с воплем ужаса захлопнул дверь.

Час спустя полисмен на мотоцикле обнаружил Фрэнка в канаве, в горячечном бреду.

— Еще один пьянчуга! — бодро отметил полисмен, опуская подпорку на заднем колесе мотоцикла, потом, наклонившись поближе и увидев наполовину спрятанное лицо Фрэнка, прошептал:

— О господи, боже милостивый!..

Доктора утешили Фрэнка: да, правый глаз потерян совершенно, зато другой окончательно утратит зрение, пожалуй, только через год.

Бесс не вскрикнула, увидев его; она только прижала к груди дрожащие руки и замерла на месте.

Она секунду помедлила, прежде чем поцеловать то место, где прежде был его рот. Но голос ее звучал бодро:

— Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Я достану работу, как-нибудь проживем. Я уже говорила с генеральным секретарем Общества. И подумай, как удачно, что ребятишки уже подросли и смогут читать тебе вслух!

Ему будут читать вслух — до конца его дней…

Пришел Элмер. Элмер бушевал.

— Ну, Фрэнк, это неслыханно! Ничего более возмутительного я не встречал в жизни! Будь уверен, уж и разнесу я их с кафедры, этих негодяев, которые так с тобой разделались! Хотя бы даже это помешало мне набрать денег на мою новую церковь. Слушай, у нас здесь будет шикарнейшее здание — махина по последнему слову техники, влетит в полмиллиона долларов, свыше двух тысяч мест… Но мне-то никто рот не заткнет! Я буду клеймить этих мерзавцев таким позором, что они у меня на всю жизнь запомнят!

То были, насколько известно, последние слова, сказанные Элмером Гентри по этому поводу — будь то в частной беседе или публично.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Преподобный Элмер Гентри сидел в своем дубовом, обитом испанской кожей кабинете огромной новой Уэллспрингской церкви.

Храм был построен из ярко-красного кирпича, отделан известняком. Готические окна, куранты на четырехугольной каменной колокольне, десятки учебных кабинетов для воскресной школы, спортзал, зал для общественных мероприятий со сценой и кинобудкой, электрическая плита на кухне, и над всем этим — вращающийся электрический крест и порядочный долг.

Впрочем, для погашения долга были приняты энергичные меры. Элмер оставил у себя в штате сборщика пожертвований, которого нанял еще во время кампании по сбору средств в строительный фонд. Имя этого крестоносца от финансов было Иммануил Навицкий, по слухам, отпрыск благородной католической польской фамилии, перешедший в протестантство. Он и вправду был самый ревностный христианин — кроме как, разве что, на еврейскую пасху. В прошлом он доставал деньги на постройку пресвитерианских храмов, постройку зданий ХАМЛ, конгрегационалистских колледжей и на множество других святых начинаний. Он составил картотеку на всех богатых людей города и творил с нею чудеса. Говорят, он первым из церковных дельцов додумался обращаться к евреям за пожертвованиями на строительство христианских храмов.

Да, Элмер мог со спокойной душою посвятить себя чисто духовным делам: Иммануил сделает все, чтобы погасить церковный долг.

Итак, он сидел в кабинете и диктовал мисс Бандл деловые письма. Ему повезло: брат мисс Бандл, староста его прихода, недавно скончался, так что скоро можно будет без особого труда отделаться от этой безвкусно одетой дамы.

Принесли визитную карточку: Лорен Латимер Додд, магистр искусств, доктор богословия, доктор права, ректор Эбернеси-колледжа — методистского духовного учебного заведения.